Приближалось лето 1985 года. В Москве затеяли фестиваль молодежи и студентов. На тусовке ходили слухи, что будут люто винтить менты, типа чистить Москву, дабы у приезжающей западной молодежи не возникло ощущение, что тут не все готовы строить коммунистическое общество в короткие сроки и навсегда.
Мы тоже двинули прочь из столицы. Не думаю, что если бы и не было этого фестиваля, мы бы не поехали туда, куда поехали, мы бы и без него поехали, а тут и вообще повод двойной.
Так и получилось, что мы поехали в Крым, в Гурзуф. Место культовое и пьяное, морем украшенное, или правильнее будет,- море, Гурзуфом украшенное.
Много народу дивного в том месте собиралось со всего необъятного СССР, ну и нам надо было туда пренепременно.
Добираться решили стопом, парами, а на трассе места встреч обозначили, дабы до ночи туда добраться и бивак разбить, и в кругу друзей ночевать премило.
С собой взяли такую шайбу, из травы доброй слепленную, запаренную до твердости. Делал это все тот же Коля, мы с ним много дорог вместе истоптали, много шайб позабивали в ворота и в штангу…
Выехали и поехали. Где первая ночь была, не помню, но помню, что это был яблоневый сад, дикий такой, на выезде из какой-то деревни. По утру определили место встречи на вечер и поехали. Вроде, все в порядке было и на следующую ночь. Добрались такими маленькими шажками до Украины. Расстояния на день намечались небольшие, никакой спешки, дорога ради дороги. Дамы, с которыми мы ехали, вообще первый раз перемещали свои молодые тушки автостопом, да и мы были новички еще, и все нам было в радость великую!
На Украине стало жарко, очень жарко. Поля кругом и солнце печет. Люди мутные, но добрые.
Очередной ночлег был намечен на въезде в населенный пункт Новая Водолага. Не утверждаю, что правильно пишу название этого дивного местечка, может, там надо буквы по-другому поставить.
Не помню, в голове семь дырок от рождения, инфа утекает…
Целый день на разных помятеньких грузовичках мы добирались до этого места. Прямо под указателем с названием поселка стояла автобусная остановка, такая железная кривая беседка, на которую несколько раз за день приезжает такой же кривой автобус, курсирующий между несколькими кривыми деревнями и поселками. Вокруг было поле, засеянное каким-то мусором, точнее,- не засеянное ничем и заросшее всякой шнягой, которая, возможно, была допущена на эти просторы с целью дальнейшего скорма крупному и мелкому рогатому скоту. Жара стояла немереная, кривая эта остановка нагрелась почти как тот нож в Колиных руках. Только Коли и его спутницы не было, не было и других человечков наших, и ждать надо было их, ибо место встречи изменить нельзя. А жаль, очень жаль…
И вот я в этой остановке с девушкой Катей, с коей в паре я ехал от самой Москвы, с рюкзаком, и люто пить хочется. Не столько мне, сколько Кате. И Катя уходит в поселок за водой, потому как оставаться в остановке одна не хочет, боится, а идти в эту Новую Водолагу не боится совсем, да и идти надо только до крайнего дома, недалеко.
Вот я не всегда сейчас понимаю, почему мы тогда поступали так, как поступали, а не иначе. Многое мне сейчас непонятно, например, зачем мы ксивники оставили тогда в вагоне, и почему тогда я сам не пошел за водой. А на это время Катю не спрятал в заросли полевые, но тогда была своя логика, и теперь ее выловить в витках времени уже невозможно. Наверно не хотелось вещи таскать к воде и потом обратно в остановку…
Смыслы наших поступков, их мотивация, как и Колин будильник, канули в прошлое…
И я уснул в этом железном коробчонке. Жужжали мухи всякие украинские, шмели тарахтели, солнце пекло негуманно, и нечасто проезжали всякие грузовички. И я уснул. Правильнее - задремал, забылся, влип, прилип к потным, жарким лапам Морфея, нервно так впал в забытье недолгое. И первый раз в жизни мне приснился, пригрезился вещий сон. Стало страшно и не помню, что именно было в этом сне, ничего конкретного не было, просто стало страшно тревожно, и суть этого страха была проста как брюква: - БЕГИ, БЕГИ ОТСЕДОВА, ЧУВАК!
В этой липкоте я недолго витал, все рассеялось от стрекота мотора. Я открыл глаза и сел на скамеечке, что служила мне ложем в остановке автобусной.
Со встречной полосы через разделительную, прямо в остановку мчался милицейский мотоцикл. Странное, простите, словосочетание - «милицейский мотоцикл», ну да ладно, что тут поделать, ведь именно и мчался на меня милицейский мотоцикл, а не что-либо другое мчалось, а именно он, и тут ни прибавить, ни убавить…
Мотоцикл был с коляской, и сидел в мотоцикле мент, один мент. Не в коляске, конечно, сидел, это совсем бы стебово было, и я только бы посмеялся и решил, что я еще сплю на скамейке, и это все от туда, от сна, но мент был за штурвалом мотоцикла и влетел на нем рыча мотором прямо в остановку весьма виртуозно, и его колесо, мотоциклово колесо, прямо у моей ноги остановилось.
Ему бы, менту этому, в каскадеры идти, а он за мной примчался, честь какая! . . .
Тут в секунду перед остановкой материзовалась машинка, не разбираюсь я в них, наверно, «Жигули» или «Москвич», в общем, появилась кривая такая машинка, и из нее вывалились менты, штуки три. Один был худой, высокий и главный. Другой был никакой, не запомнился, а третий был молодой, прямо мальчик, но в форме и помню, что совсем молодой, еще ластиком брился наверно, но уже в заправдашней форме был, не лепый такой мальчуган.
Худой и главный меня ударил, не сильно, но обидно. Подзатыльник дал, такие только мамам позволительно давать сыновьям, когда те пьяненькие с дискотеки приходят, но и мама мне таких оскорбительных подзатыльников никогда не давала, хоть я и в космическом состоянии домой порой приплывал, а этот сразу, без промедления отвесил, видимо для знакомства…
Я растерялся. Помню хорошо, не испугался, а растерялся. Конечно, можно было начать орать про Женевскую конвенцию, Билль о правах, гуманизме и неизбежном чистилище, но я растерялся и сидел на этой скамье, как дурачок.
- Документы давай! - приказал худой и главный, - Что тут делаешь?
- В Крым еду.
- Все едут на поезде, а ты что?
- Денег нет на поезд…
Мент, что-то еще плел, спрашивал и злился. Про москвичей гадости естественно говорил, шутил тупо в адрес Москвы и области, остальные смеялись, обступив меня. А я сидел на скамеечке, как дурачок, и стало мне неспокойно за Катю. Вот она сейчас водички колодезной у доброй бабули в крайнем домишке испила и идет сюда, а тут эти дебилы, и что у них в головах - не ясно и хорошо, если пусто, а не гадость какая скопилась…
Худой и главный мои тревоги конкретизировал.
- Давай, показывай, что у тебя в рюкзаке и к друзьям твоим поедем, все уже собрались, тебя ждут! Травы вы везли - на роту хватит и мачье найдем!
Всем показалось сказанное смешным, и эти уродцы посмеялись от души, а потом резко начали орать на меня:
- Где мак, где опиуха, открывай рюкзак быстро! Давай, все вытряхивай!
Не могу сказать, что они меня били, быстрее пинали, как-то по дворовому пинали, подгоняли тычками всякими.
Я вытряхнул все из рюкзака. Менты рассматривали все дотошно, вывернули все шмотки, добрались до аптечки, а там лейкопластырь.
- Бинты, вот опиуха, разматывай!
И повелел худой и главный молодому разматывать лейкопластырь тут же и немедленно. Конечно, не до смеха было в этот момент, но я смеялся. В надежде найти в лейкопластыре бинты с маковым сбором целебным, молодой размотал всю катушку с лейкопластырем, а это такая катушечка, может взрослые дяди и тети помнят этот лейкопластырь, в аптеках продавался. Там его пару метров было, и всю эту клейкую ленту молодой размотал, она на него липла, путалась. Он ругался, худой и главный ругался тоже, но, видимо, такие московские штучки к ним в аптеку не завозились, и все это было весьма потешно. Они ругались друг на друга, а мне, чтоб не хихикал, пару раз по головушке несильно стукнули…
Потом, вдоволь намучавшись с пластырем и ничего нужного не найдя, менты обнаружили ружье для подводной охоты. Это дурацкое ружье купил Вадик, уже упоминавшийся в моем повествовании персонаж, который ехал с нами и это дурацкое ружье Вадик перекладывал другим, объясняя это тем, что в Крыму он рыбу стрелять будет в немереном количестве и все ее есть будут, и вот пусть все это орудие тащут по очереди…
При виде ружья менты развеселились еще пуще!
- Попал ты, ну попал! Оружие везешь, попал!
- Это для подводной охоты, в Москве в любом спортивном магазине купить можно…
Но не убедительно все это было для ментов, они радовались как дети.
А радовались эти тупаки следующим образом:
Худой и главный стоял на дороге и из этого ружья стрелял в направлении Новой Водолаги. Стрела падала на обочине, и молодой мент бежал за ней. Мотоциклист радовался, созерцая это все, но ему ни разу худой ружья не дал, может, не доверял. Веселились они долго, и стрелы, их, кажется, в комплекте было штуки три, измочалили всмерть. Я жалостливо просил не пулять стрелы, жалко Вадика было и всю тусовку без ухи поганцы оставили!
С такими стрелами нырнуть, так рыбы засмеют!
В общем, я сидел на скамейке, сидел и сидел.
А худой стрелял, а молодой бегал за стрелами, мотоциклист радостно все созерцал, а рядом со мной на скамейке сидел мент, которого я не запомнил, такой безликий мент, ни добрый, ни злой, просто он там был, а какой он был - не помню.
Может он даже и хороший был, и ему стыдно было за коллег своих дурных? . .
Потом я запихнул все шмотье обратно в рюкзак, только ружье осталось у худого и меня посадили в машину. Я посидел там немного, пока менты доламывали вадиково средство выживания, и даже обдумал я за это время следующую думу:
- А не убежать ли мне в чисто поле? Стрелять в меня им не чем, тогда менты безоружные были. Побежать вот в чисто поле, пуля меня -казака во степи не догонит, ибо пули нет у этих придурков…
Но глупо бежать. Паспорт забрал худой, друзья уже собраны в кутузке. Что я в поле этом делать один буду? Подготовлю вооруженное нападение на отделение милиции? Так у меня нет ни оружия, ни соратников…
Ружье подводное и то уже и не ружье стало, а гадость какая-то.
Решил я не убегать из машины, а мог.
Решил ехать в менты к друзьям, что через несколько минут и произошло.