Начало восьмидесятых годов прошлого столетия я встретил в глубоком одиночестве. Дворовые тусовки опостылели от своей дворовости, да и не получалось у меня быть в этих тусовках полноценным членом стаи, а ничего другого не было в моем скромном поле зрения. Попытки стать крутым барабанщиком в жэковской рок-тусовке не дали результатов, то ли барабаны были не барабанистые, то ли я не барабанистым родился по умолчанию. Впрочем, нет, там, в вонюченьком и милом зальчике при ЖЭКе я узрел первый хаер. И не один. Тогда вообще было модно иметь некий хипповый имидж, который порой был весьма достойным по своей крутизне, но хозяин его при этом по сути был гопник гопником. Просто мода такая была – на хиппи быть похожим, и все дела…
Эта моя дворовая рок-тусовка надоумила меня отправиться служить на две недели в психиатрические войска, прямехонько в Кащенко…
Как ни странно, но меня быстро положили. Я толком-то и не знал, что гнать врачам, а меня особо и не спрашивали. Я благополучно прошел какого-то доктора, и из кабинета окулиста меня проводили прямо к психиатру, потому как я несколько волосат был и на свитерочке у меня был значок с рожей кота Матроскина из мультфильма про Простоквашино. Я, право, сам перешугался от такого резкого поворота событий, как воин, перед которым просто так, сдуру, рухнули огромные оборонительные стены, а окулист психиатру говорит ехидно так: «Вот, смотри – твой кадр». Я хорошо запомнил этих врачевателей…
А психиатр меня помучил вопросами, но я решил молчать, все, что подготовил, все какие-то кривые телеги решил попридержать от волнения, потому как меня предупредили, что есть риск перекосить, также как есть риск недокосить, и где эта грань – никто не сказал, потому что и нет ее вовсе. Это потом, позже, в хипповой среде такие спецы попадались, прямо профессионалы косьбы, а среди моих советчиков все были лохи-любители.
Ну, в общем, меня мимо всех других Айболитов прямиком на передовую, в Кащенко, а там все всё понимали и особо не терзали. Молчал я две недели в полусанаторном отделении, и только несколько раз меня доктора осматривали, тесты чудовищные давали. Один был вообще огромный, 342 вопроса. В нем вопросы повторялись, но по-разному сформулированные, с переподвыподвертом, а потом доктор трафареты накладывал на лист с тестом, и все ответы на какой-либо вопрос, по-разному заданный, из дырочек трафарета на доктора выглядывали, и получалось, что каждый вопрос был задан несколько раз, но по-разному, не увильнешь, но я и это прошел достойно, хоть и с волнением. Меня отпустили через две недели, задерживать не стали.
В общем, к началу восьмидесятых я был одинок, молод и со справкой дурика, хаерком и значком с портретом кота Матроскина. И мне это нравилось.