Как-то вечером, возвращаясь из магазина в лагерь на набережной Рабочего Уголка мы увидели забавную картину. Академично, как с картинки одетый хиппеныш отбивался от группы отдыхающих. Чувак и вправду был красив. Клеша всякие, фенечки и, что главное, белый хаер и абсолютно несоветская внешность в целом, что и не удивительно, ибо чувак был латыш.
Звали его Нормунд, и работал он в рижском зоопарке, потому как больше всего на свете он любил лошадей, и лошади любили Нормунда, потому как он был очень добрый и чуткий человек.
Видимо, эта доброта и не позволяла Нормунду послать в жопу этих отдыхающих, которые кривлялись и по очереди фотографировались с Нормундом на фоне моря. Целью было получить снимки с таким вот экзотичным персонажем, а потом в своем городке показывать и выдавать за заграницу. Так они, суетясь, и говорили, и очень нервничали, если в кадр какая-нибудь шняга попадала.
Нормунд очень обрадовался при виде нас и быстро, но вежливо отмазался от отдыхающих, типа, вот, друзей ждал, пора идти, простите великодушно. . .
Отдыхающих этих понять можно, в те времена подобных красавцев многие граждане видели только в кино про загнивающий капитализм. Конечно, в крупных городах количество таких человек возрастало на квадратный километр, но и там они на каждом шагу не валялись. . .
На не раз уже упомянутого мной Сашу Пессимиста и жену его Машу целая группа туристов в каком-то городе просто повелась, забыв о цели посещения этого города и забыв начисто о гиде, который безрезультатно пытался образумить свое безмозглое стадо, которое просто определило ситуацию: все эти достопримечательности мы еще увидим, сказали туристы, а вот ЭТО может и не увидим больше никогда!
Где-то сейчас в альбоме таком дерматиновом, советском, нет, в альбоме, обшитом бархатом с тиснением цветочков таких малоприметных, или птичек, в общем, в альбоме таком раритетном, мирно живут фото Нормунда с отдыхающими на фоне моря, рядом с армейскими и дачными фотографиями какой либо семьи. . .
Как-то быстро мы оправились от ментовского набега и просто забыли о ментах. Наверно, это одно из главных свойств юности - забывать быстро всякие неприятности и жить дальше.
К нам начали ехать все новые и новые люди, даже немцы какие-то приезжали бродячие.
И тут пришла от москвичей информация, что в Москве по случаю открывшегося фестиваля молодежи и студентов началась просто какая-то запредельная свобода, потому как никого менты не трогают, потому как среди этой молодежи, хоть и западной, но прогрессивной, много среди нее волосатых, и казусы получались. Они к нам ехали рассказать о борьбе с мировым капитализмом, а их за хаер обижают. . .
Ну и порешили на время фестиваля вообще никого не трогать.
Да и крутить руки на глазах у молодежи и студентов, как то не красиво.
Все это меня заинтриговало, и я поехал. Добрался как-то просто и без особых приключений. Прямо на нескольких машинах, прямо до Москвы-столицы.
В дороге все же был достойный внимания персонаж. Водила фуры. У него был страшнейший шрам, который прямо разделил его щеку и губы на части. Срослось все это не очень качественно, и парень получился о-го-го какой красивый. . .
Но дело вовсе не в красоте! Дело в том, что понять, что это милое чудовище хочет сказать, практически не возможно! Может, конечно, я такой был тупой и несообразительный, может, Вы бы поняли. . .
Не знаю...
Но человек он был классный! Он сразу сказал, что довезет меня чуть ли не до Москвы, но я должен с ним общаться непрерывно.
Он был не оригинален, драйвера часто просили попутчиков повисеть у них на ушах, ибо водилы недосыпали хронически, гнали груз днем и ночью, а почему они его так часто гнали днем и ночью, вообщем то не ясно, но именно так было часто.
И этот явно давно не спал! Он и сам пытался со мной говорить, но я ничего не мог понять, хоть и старался, как мог! При таком страшном лице у водилы были добродушные и умные глаза, будто прилепленные из другого набора человеческих деталей. Он издавал разнообразные звуки, жестикулировал, и я очень смутно догадывался, что он имеет в виду.
Еще он часто смеялся. Смех у него тоже был необычный. . .
А еще он ел постоянно таблетки с кофеином, не помню, как они назывались, кажется, Кофецил.
А потом мы остановились, и он повел меня в придорожную столовку обедать. Я всячески отказывался, потому что пришлось бы вести тягомотные разговоры о моем вегетарианстве, которые всегда у простых мужиков вызывали ненужные никому философствования, а порой и прямое осуждение на грани оскорблений. .
Еще сразу я увидел, что меню столовки напрочь заполнено мясом и его производными. Отдельно гарниры не продают и вообще вегетарианцев не ждут ни в коем виде, и я, сказав водиле, что ел недавно, вышел на улицу.
А ел я что-либо на самом деле весьма давно, и денег у меня не было.
А на улице тоже стояли столики, и никого за ними не было, а на столиках на бумажных тарелках в изобилии возлежали остатки прошлой роскоши, остатки трапез водил. Это было то, что прилагается к шашлыку: хлеб, розовая такая гадость, теперь именуемая кетчупом и зелень.
Ничто в моих убеждениях не противилось этим яствам, даже напротив, трапеза моя была мирна и бескровна!
Сразу скажу для не посвященных, что в моих действиях не было ничего необычного. Множество хиппи именно так получали необходимые организму калории, витамины, белки и углеводы. Приезжая в Питер, я всегда прямиком брел в Сайгон выпить ритуальный кофе, а потом чуть дальше располагался Гастрит, такая огромная столовка, где можно было либо за копейки набрать гарниров, либо бесплатно вкусить то, что не доели, порой и не притронувшись горожане.
Много потреблено было таким образом волосатыми всяких яств, и я не знаю случаев отравлений и заболеваний, а вот в современных заведениях, порой очень недешевых, народ травится пачками.
Ну вот, когда я почти полностью испробовал для насыщения все, что мог испробовать из ассортимента на бумажных тарелочках, я увидел своего страшного и милого драйвера. Он стоял у окна кафе и смотрел на меня. Описать его взгляд просто невозможно! В его глазах была смесь обиды, не понимания и злости, но пожалуй, непонимания было больше, ведь он мне предложил еду, а я отказался, и было видно, что я голоден!
Водила вышел и начал на меня орать, начал издавать свои страшные звуки, которые от переполнявших его чувств стали еще более дикими. Он был явно обижен, но он хотел понять, почему я так поступил.
Мы сели в машину, и я сказал все, как есть, ведь дело яйца выеденного не стоило! И когда он понял, то просветлел прямо! И потащил меня кормить через пару километров в какую-то очередную придорожную харчевню, а она была уже закрыта, и он пытался возобновить ее функционирование и дергал дверь, и издавал свои звуки.
Дверь не открыли, так беззлобно в окошко послали далеко и ненормативно и мы уехали, а к ночи драйвер мой все же затащил меня в какой-то ресторан, где я сидел и ел картошку с салатом, а он мне все рассказывал за жизнь, и я его уже немного начал понимать. Он просто несколько звуков коверкал до неузнаваемости, отчего вообще сначала ничего невозможно было понять, а разобравшись с этими ключевыми звуками становилось хоть частично понятно, куда текла речь.
А потом мы ехали, а потом спали пару часов, а потом драйвер меня высадил, но это было уже недалеко от Москвы.
Не запомнил я ни как его звали, ни где мы расстались, да это и неважно, хотя я с радостью повидал бы этого человека, а может это и не надо, может это лишнее! Но картошку с салатом помню и точно не забуду, хотя бы потому, что в пути все вкуснее. . .