Всю ночь мы пили чаи, ели какую-то пакость, созданную из остатков маминых продуктовых запасов. Курили траву. Точнее, они курили, я с умным видом переводил добро. Дымил папироской, как «просто папироской», не понимая ценности правильного курения. Паровоз, вдутый мне, я расценил как дурацкую шутку, и только уважение к сокурителям не вызвало у меня негодования…
Кроме Коли и Грифа там были Света Земляника и Саша Абба. Ночью еще кто-то приходил-уходил, уходил-приходил, и все сие меня радовало и волновало. Я как бы ввалился в экран в кинотеатре и стал частью происходящего.
Банда фароснимателей тем временем получала боевое крещение прямо во дворе соседнего дома. Все у них получилось. На следующий день они нашли покупателя, готового брать всю ночную добычу, а через неделю их взяли менты. Такие дела, как говорил старик Воннегут.
Домой я приплелся в тот день под утро. Не знаю, что чувствовал Гагарин, когда первый раз полетал в небе, но я чувствовал себя восхитительно. По улице люди шли на работу, а я брел домой. С порога получил от мамы укор – не строгий, но внятный. Мама моя никогда не вела себя так, как ведут себя глупые, нечуткие женщины. Она всегда пыталась понять меня, не давить, не гнобить. Пусть она не всегда принимала мою жизнь, не всегда понимала, но всегда давала мне право жить самому, не питаться пережеванными родительскими безаппеляционными инструкциями, за это (и за многое другое) я ей благодарен пожизненно и вовек!
Аминь!
Первое, что я сделал, поспав пару часов, это превратил свои джинсы в Джинсы Настоящие. Поварил их немного и поставил пару заплат на будущие дырки. Нормальное такое действие! И пошел на работу продолжать творить дезинформацию на геологических кальках, но уже не с тем энтузиазмом.
А вечером, не заходя домой, сразу к Коле.
А утром в подвал к геологам.
А вечером и на всю ночь опять к Коле.
А утром к геологам…
У Коли дома все крутилось вокруг Грифа, и не только в моих глазах он был авторитетом, но и остальные относились к нему, как к гуру. Гриф был весьма немногословен, порой его можно было принять за немого. Если он и удостаивал окружающих словом, то слово это выглядело мудрым и емким, даже если речь шла о пустяках. Впрочем, о пустяках Гриф не говорил, он вообще не говорил, он изредка изрекал, и надо отметить, всегда в тему.
Все ничего, но Гриф весьма нелицеприятно отзывался о всех волосатых, что тусуются на Пушке, в Этажерке… По его мнению, все там было бессмысленное и внешне хипповое, пионерское и не достойное внимания. Все с ним соглашались, а мне и возразить-то нечего было…
В течение пары недель я только и видел перечисленных персонажей и их гостей, которые как-то быстро исчезали. Но было интересно, появлялись музыканты из «Воскресенья», «Крематория», разные любопытные персонажи… Один раз был Крис Кельми, смешной такой чувак!...
И вот Коля с какими-то неизвестными мне герлами собрался в Одессу. Засобирались неожиданно, решительно и медлительно. А тема была вот какая. Под Одессой, рядом со станцией «Студенческая», в мореходном училище учится прекрасный человечище – Вадик. Точнее, на этой станции он проходит практику в какой-то вонюченькой кухне пансионата. Вадик этот не захотел косить, как все нормальные мужики, и жить дальше в нашей стране расхотел вовсе, посему отправился в Одесское мореходное училище и стал учиться на повара.
План был прост. Вадик знал от одесских человечков, что уже второй курс проходит практику на больших кораблях и в очень даже дальних рейсах. Вадик терпел, корпел в изучении поварских наук и в сладких грезах томился. Спал и видел капиталистические берега и, как и многие тогда, видел там новую, счастливую жизнь. Все рухнуло за пару недель до его практики в дальнем плавании к кисельным берегам. В Мельбурне половина практикантов третьего курса просто сошла на берег и не вернулась ни в каком виде! Сошли практиканты на берег австралийский и исчезли в дебрях капиталистических джунглей. Пусть и австралийских, но капиталистических.
Приехали тогда специальные дяди из Киева и Москвы, люди без улыбок на лицах, и порешили временно студентов за границу не пущать… И поехал Вадик котлеты клеить и пюре топтать отдыхающим в пансионат на целых два месяца практики!
И возопил он в ярости и отчаянии от растворившихся кисельных берегов, и призвал друзей посетить его хоть на некоторое время, а в письмах и звонках телефонных весьма красноречиво намекал на всякие кусты зеленые, что растут вокруг него, и что они очень даже качественные и ароматные…
А еще Вадик говорил, что у него множество всякой еды остается от отдыхающих, и он может прокормить чуть ли не Вудсток…
Вот и собрался Коля с девицами прелестными друга повидать, в море поплавать, травы хорошей покурить и напитать тела пансионатской едой, питательной и калорийной, руками Вадика приготовленной.