В отделении все мои друзья и сидели.
Нас по возможности развели в разные уголки этого «милого» заведения, дабы мы не могли переговариваться. Всех по очереди водили на второй этаж к начальнику - на допрос. Так и говорили: «допрос». На какое-то время я оказался за одним столом с Катей. Нам дали по листу бумаги и сказали письменно объяснить, куда и зачем мы ехали, а еще описать все вещи, которые были с собой.
Катя мне шепотом сказала, что ее повязали у колодца, где она возжелала воды напиться, а остальных пособирали кого где…
Всего нас было человек шесть, и все тут были, всех собрали в одном домике ментовском.
Еще Катя сказала, что поселок этот занимается выращиванием опиумного мака для медицинской промышленности, и они стонут от налетов наркоманов, со всей Украины сюда прущих на дербаны. Я думаю, что там орудовали именно местные торчки, никогда и ни от кого я не слышал про место сие злачное. Всю эту инфу Катя получила от дежурного за пультом, который пытался криво кокетничать с ней.
Еще Катя сказала, что нашли шайбу конопляную, но на кого повесить ее - не знают, потому как все шмотки свалили в одну кучу, все перебуровили и теперь не поймут, из какого рюкзака она взялась. От тупости своей менты злятся и хотят списать на нас все дербаны, все мачье, не по назначению уплывшее, а может и ими самими проданное пушерам городским, не знаю, но дело пахло сроком и не маленьким.
Кроме шайбы нашли шприцы, просто шприцы. Просто шприцы, и все. На хрена их взял Вадик - не ясно, тогда он еще не торчал, только курил, и зачем шприцы курящему человеку, или это тоже для подводной охоты?
Менты оживленно бегали по коридору, курлыкая на своем шершавом и комичном языке. И не украинский, и не русский. Бегали радостно и бодро и один, пробегая мимо меня, увидев, что я перешептываюсь с Катей, больно ударил меня по голове ключом от КПЗ. Достаточно сильно, но это не помешало мне узнать от Кати и то, что все пишут в объяснительных, что ничего запрещенного с собой не везли, но менты хотят на всех это развесить и дело большое завести, перед начальством показать, как они оперативно работают.
Катя сказала, что готова взять все на себя, а я ей прошипел, что разберемся без нее.
Помню, что меня даже разозлило ее благородство. Согласитесь, весьма глупый получился бы расклад: Катя отдает нам фенечки-колечки и лысая едет в тюрьму, а мы едем в Гурзуф тусоваться, вино пить и хипповать величественно.
Тут меня взяли и повели на допрос к начальнику. В длинном коридоре нос к носу я столкнулся с Колей. Его вели от начальника, а меня к начальнику. Мы с утра не виделись, и я весьма уже соскучился по другу своему. Мы поравнялись, мент, меня препровождавший сказал:
- Не разговаривать!
Но Коля так просто, будто мы на стриту встретились, или в Этажерке сказал:
- Здравствуй, Саша.
Так вот и сказал. Так вот трогательно, будто перед входом в школу,- Здравствуй Саша…
Нет, он даже не использовал мое sekend naim, он меня Сашей назвал, как сейчас помню, так и сказал:
- Здравствуй, Саша.
Как то странно, да?
И, знаете, что я ему ответил в этом коридоре? Я сказал вот что:
- Здравствуй, Коля.
А что надо было сказать при такой вот жизни? Что надо говорить, когда надо срочно решать, кто в тюрьму поедет, а кто в Гурзуф! Всем написать, что шайба общая? Или как? Конечно, в спокойной обстановке много вариантов решения этой проблемы приходят, но там, в этом коридоре было неспокойно…
Так нас и развели на несколько метров. И тут Колю прорвало. Он крикнул так, что было слышно и на первом этаже, он просто проорал, прогремел как Боинг при взлете:
- Я все уже взял на себя, говорите, что ничего не знаете, я уже все написал на себя…
Тут нас стали бить. Прибежало еще несколько человек, и нас стали топтать в этом коридорчике, но места было мало и бить было не удобно, но эти уроды старались…
Я просто скомкался, как мог, вертелся на полу и получал сравнительно легкие удары, но по жизненно важным органам. Потом нас потащили в разные стороны, Колю в клетку на первом этаже, а меня на допрос к начальнику.
Сильных повреждений не было…
Обиды тоже особой не было, мы тогда были молоды, счастливы и оптимистичны, а при таких компонентах души, люди менее чувствительны к оскорблениям и дуракам.
В кабинете начальника был вентилятор. Большой такой вентилятор. Я почему-то очень хорошо запомнил кабинет. Окно там было открыто, за окном росли всякие деревья, уже вечерело, и было не так жарко. Солнце уже само от себя утомилось и просто мило светило на Украинскую землю. Кукарекали всякие и гавкали за окном, и очень хотелось туда, где кукарекают и гавкают, и где деревья растут.
Я сидел под вентилятором и меня трясло мелкой нервной дрожью, так наверно девицы перед венцом дрожат. А я дрожал и не мог перестать дрожать, хоть и понимал, что надо прекратить дрожать, но не мог.
И не то, чтобы меня сильно повредили в коридоре и не боялся я вовсе. Просто нервы сдали.
Ну, собирался я в Гурзуф, одеяло у мамы выклянчил, рюкзачок собрал, ксивничек тесемочками обшил, ну не было у меня намерений пагубных и злых, не ожидал я, что на меня и на друзей моих повесят немереное количество опия-сырца, что посадив волосатых человечков, какой-то взрослый дядя лычку себе на форму повесит и 50 рублей к зарплате прибавит, неправильно это, нечестно. Не готов я был к таким взрослым играм, и друзья мои не были готовы.
А начальник говорил по телефону, долго говорил, не обращая на меня внимания.
А я дрожать перестал, и стало мне грустно так, и спокойно стало.
Знаете наверно такое состояние, когда и грустно и спокойно? Обычно когда грустно, то совсем не спокойно, потому, что от грусти надо по идее куда то бежать, а тут вот такое гармоничное состояние пришло,- грустно и спокойно, может еще от того, что особо не убежишь никуда…
И еще все, что за окном происходило, стало таким далеким и недосягаемым. Это объяснить трудно, когда что-то такое не удаленное, то, что пару часов назад было твоей обыденностью, частью чего ты и сам был, вдруг становиться очень далеким и недосягаемым.
Лаяли и кукарекали там, ветки какие то колыхались, дети кричали, машины жужжали, а я дрожать перестал и сидел на стуле перед этим начальником, а он по телефону разговаривал.
Начальник повесил трубку и стал очень усталым человеком. Даже и не злым вовсе, а просто стал усталым таким ментом, которому и нас надо посадить, и домой успеть дотемна, а то жена жопу надерет за опоздание.
Посмотрел он на меня и сказал:
- Где мак спрятали? Все равно вас всех посажу. Лучше скажи, где мак спрятали, скажешь, баб ваших отпущу.
Дальше начались глупые угрозы и тупые аргументы. Начальник хотел сделать дутое дело и отправить нас в Харьков, но сам зарапортовался, видимо, и в правду притомился и сдал свою слабую точку, а именно - посетовал, что руки у нас без дырок, чистые руки, не наркотские ручки у нас…
Какая-то неуверенность была в его голосе, сам он понимал, что все лопнуть может. И тут я понял, что надо хоть что-то делать.
Я ему заявил, что надо срочно позвонить в Москву, а то мама волнуется, а мама большой начальник. Мент конечно, спросил где работают родители и я соврал что-то такое крутое, что он пригорюнился.
Вот не помню, что я прогнал! Что-то про ЦК или еще что, но в Москве менты не поверили бы, а тут чувак пригорюнился. А я врать стал еще и еще, и совсем заврался, а мент спрашивает:
- А почему вы все невоеннообязанные? У всех родители крутые, всех отмазали?
Я ему говорю: - У всех по разному. Некоторые по болезни освобождены, а у кого то родители крутые.
Это была гремучая ложь, все честно, по мужски косили, никаких маменькиных сынков не было.
И тут меня пробило, надо и на тему психики дурить, и говорю:
- У меня вот, как нервничать начинаю, сразу спазмы начинаются, надо воды попить, а то тут вот у вас в кабинете и плохо мне станет…
Мент дал мне стакан воды, и я его честно осушил и, надо сказать, не без удовольствия, ибо Катерина, попив водицы, мне ни капли в ту кривую остановку не принесла, потому как ее арестовали прямо у того колодца, и пить хотелось сильно давно и жестко.
- Еще, -говорю ему, - мало.
Он мне еще стакан налил и я его употребил немедля и с удовольствием великим, хотя и не столь страстно и опять попросил добавки, хоть и достаточно воды уже было в моем организме.
Мент закрыл окно и сходил куда-то с опустошенным графином, закрыв меня в кабинете и вернулся быстро с полным графином.
И я ради общего дела ВЫПИЛ ЭТОТ СОСУД ВЕСЬ! Просто до дна. Конечно, великие разведчики по-другому разводили следователей и дознавателей всяких, а мне в тот момент ничего умнее в голову не пришло.
- Хватит? - спросил начальник.
Конечно, я его не напугал, но растревожил сильно.
- Хватит,- Сказал я…
Вообще, враки всякие, сотворенные в безвыходной ситуации, выглядят очень правдоподобно, потому как совершаются с полной выкладкой всех актерских талантов, и тут даже Станиславский не произнес бы свой твердолобый афоризм «НЕ верю»! Тут на карту поставлено столько, что работают все резервы, все во врущем свиристит и произрастает, и не лавров каких ради, не почестей человечьих, а просто жить хочется, а в данной ситуации -- хочется жить не в тюрьме.
А в это время на первом этаже Коля напугал всех по-другому. Он без задней мысли подошел к окну и со всей дури лбом его ударил. Менты его скрутили и на стул опять усадили. В комнате той в другом углу сидел Вадик и как он потом признался, принял действия Коли как руководство к массовому суициду битым стеклом, а стекло не разбилось, а Коля и не собирался его бить, он просто подумал, что окно открыто, и захотел воздуха вечернего глотнуть. Просто вдохнуть и все, но окно было закрыто, а Коле с устатку показалось, что оно открыто. Менты испугались, точнее не испугались, а тоже встревожились. Много они в своем поселке видели, но здесь какие-то другие человечки были, им неведомые.
Они и в правду волосатых не видели никогда. Нас всех по очереди водили к фотографу потом, и он нас сфоткал в фас и в профиль, а был фотограф гражданский и веселый и на вопрос о смысле фотосессии сей сказал просто, не таясь:
- Да ребята сказали, чтоб вас всех сфоткать, не видели мы таких чудных, как вы, отродясь.
В общем, напился я воды и сижу на стуле, ножками болтаю. А мент осторожно про родителей спрашивает, про статью от армии, а я вру тоже осторожно и убедительно, а лицо у меня становиться все более напряженным, потому как мне уже пришло время с этой водой расстаться. В туалет мне надо, это естественно после двух графинов воды.
В общем, Вы понимаете…
Ну, мент меня подопрашивал и отправил на первый этаж, по дороге разрешив в сортир заглянуть, а потом нас всех в одну кучу собрали на первом этаже и не противились нашему общению, и не воспрещали ликованию нашему великому.
Быть вместе - это круто.
Как-то стала напряженность стихать. Менты хоть и угрюмились вокруг, но стали как-то более равнодушны к нам.
Когда совсем уже стемнело, к нам пришел начальник и тот мент, что был худой и длинный. Начальник был совсем усталый и расстроенный, а худой был реально пьян, вообще пьян в хлам, в дерьмище.
Начальник вывел нас на улицу, менты вытащили наши вещи. Худой плохо стоял на ногах, может он Вадиково ружье пропил и теперь в лоскуты пьяный прибрел нас провожать.
Начальник сказал:
- Справки мы все на вас навели, потом разбираться будем. Давайте, что бы вашего духа тут через час не было! - и отдал всем паспорта, кроме Коли и почему-то Вадика.
Потом он строго так сказал Коле и Вадику:
-А вы завтра с утра ко мне, с вами еще поговорим.
И ушел.
И худой слился.
И все менты ушли.
Где логика, что там они в своих головах надумали? Почему паспорта отдали всем, а Вадику и Коле не отдали? Что они там в своих душных кулуарах надумали, с чего так все порешили, а не иначе?
Тайна сия велика есмь…
Мы не спорили и быстро, шумной и ликующей стайкой, поспешили прочь от отделения, и тут стало ясно, что есть и другие проблемы. Хорошо, что эти проблемы мы заметили издалека.
Прямо на пути, на центральной улице поселка, на большаке, который наверняка назывался улицей Ленина, мы узрели местный пипл. Это была такая разновозрастная и разнополая пьяная стая, от которой мы не медля поспешили огородами весьма быстро и с положительным результатом, а не будь так, я бы не тыкал сейчас пальцами в клавиатуру, а сидел бы в креслице на колесиках!
Впрочем, я и в креслице сидючи все равно тыкал бы пальцами в клавиатуру, но тут бы пришлось повествование прерывать, за неимением дальнейших событий.
В общем, Вы понимаете…
Мы бежали в летнюю Украинскую ночь, мы были трезвы, молоды и нам не хотелось в репу и посему мы убежали быстро и я думаю красиво. Не знаю, менты ли подговорили аборигенов на расправу над москвичами, или они сами устроили этот кровожадный аттракцион от провинциальной скуки и дешевого самогона…
Не знаю.
И мы бежали дружно и догнать нас этим людоедам было не под силу! Под ногами хрустела капуста и другие радости сельскохозяйственные, а мы бежали и бежали в этой летней ночи, пока не убежали так далеко, что и непонятно стало, было ли все, что было, на самом деле, или все эти неприятности пригрезились…
И вот мы оказались в лесу. Все целы, но без шайбы, без ружья и без двух паспортов.
Но, главное, что все целы и всех отпустили.
Ну, вы представляете хоть на секундочку, какова была радость нашей встречи, нашей свободы и вообще?
Таких счастливых минут бывает в жизни не много!
Конечно, никто не понимал логики в действиях ментов и поутру Коля и Вадик не собирались возвращаться обратно. Пусть и без паспортов, но на свободе, а вернешься и не ясно, что приключиться.
Рано утром мы парами вышли на трассу и вновь на кривых грузовичках поехали в Гурзуф, а Коля и Вадик поехали назад в Харьков с целью вписаться в поезд и ехать поездом, потому как без паспортов стремно им было ехать стопом.
Так вот они решили, всей логики не помню.
В общем так получилось, что я ехал втроем, в смысле - с двумя герлами.- Катей, с которой я и до этой Водолаги ехал и Галей, которая странствовала с Колей, который теперь на поезде собрался ехать.
И я поехал. И преспокойно доехал. Почти без приключений. Правильнее - с приключениями, но без неприятностей.
Даже вспомнить не чего.