В Москве муж Анны в ноябре попал по призыву в артиллерийскую часть в Жмеринке, и Анна ездила к нему на присягу. Анна с Алёшей живут у Беллы.
Сара из Томска пишет (декабрь 1984), что они сильно страдают от холода. В квартире бывает 9-10 градусов.
Гера из Липецка пишет, что разваливается семья сына: взбесилась Надя (жена), живёт у матери, придётся разменивать квартиру. Вскоре сын Саша женился на немке по матери, в марте 1988 у них родилась дочь Лена. В 90-е годы, долго не находя работы, Саша с семьей жены выехал в Германию, при этом полностью порвав с родителями.
В следующем 1985 году в июле автоотпуск был по северо-западному сектору – Ленинград, Эстония, Латвия, Литва, а в августе Миша повёл группу из Грузии-Сванетии через перевалы Главного Кавказа с выходом на Баксан. При этом билеты для выезда домой (из Прохладного) они брали заранее в Горьком, исходя из того, что их выезд придётся на время возвращения с юга из отпусков.
Семейные изменения состояли в том, что Иза в августе нашла у мусоропровода слепого недельного котёнка, принятого в семью под именем Яшка.
О работе не пишу потому, что там всё было напряжённо, но в основном успешно и интересно.
Летом 1986 Миша опять собрался на Кавказ по ещё более интересному (и сложному) высокогорному маршруту, а мы дожидались его дома, чтобы потом в августе вместе ехать на машине.
Не получилось. Была договорённость, что спустившись в населённые места Миша сообщит телеграммой, что всё идёт по плану, и мы начнём собираться. Телеграммы в расчётное время не было, не было её и в день, когда они должны были выехать из Прохладного (билеты были у них с собой).
Я сел на телефон. Звонков было сделано сотни: в Контрольно-спасательную службу (КСС) Приэльбрусья, в Нальчик, Прохладный, Кутаиси, Сванетию, КСС Грузии. Белла задействовала даже МВД Грузии. Никакой информации.
У нас был оговорен запасной вариант встречи – у выхода Горьковского шоссе от МКАД. Но в этом случае Миша должен был по приезде в Москву позвонить Белле или Саше для уточнения условий встречи. И мы решили к моменту прибытия ребят на поезде по основному варианту (по ранее купленным билетам) быть в точке встречи у МКАД.
Это была детективная операция. Москва готовилась к Олимпиаде и была закрыта кордонами на отдалённых и ближних подступах. Сделав в ГНИПИ фальшивую телеграмму с вызовом, мы преодолевали один кордон за другим, встраивались в колонны едущих в Москву спортсменов и начальников и за рекордное время достигли места. Но не цели – Миша не появился ни в расчётное время, ни назавтра.
Мы вернулись домой и продолжали обзванивать все пункты и службы, где они могли проявиться, пока как-то утром не увидели его в окно – со своим огромным рюкзаком он, шатаясь, шёл к дому. Температура у него было под сорок, пришлось вызвать «скорую». Мы на машине помчались за ней, не отставая. Сначала его отвезли в дежурную терапевтическую больницу. Но там решили, что с Кавказа он мог привезти Бог знает что, и переправили его в инфекционную. Там мне удалось добиться, чтобы его положили в отдельный бокс на I этаже, а нам разрешили быть около него. Сработало несколько факторов: и у врачей, и у техничек тоже было время отпусков, а мы поклялись следить и за состоянием, и за чистотой. Тикало время нашего отпуска.
Выяснилось, что в высокогорье группа попала в штормовую погоду с морозом и без видимости, пыталась её пересидеть, но условия были тяжелейшие, а продукты кончались, и Миша пошёл на разведку, нащупал перевал, вывел группу из бури, но заработал то ли пневмонию, то ли какую-то инфекцию с температурой. Так что далее двигался с помощью товарищей и местных сочувствующих; их билеты пропали; в Прохладном на поезд его с одним сопровождающим посадил вокзальный медпункт.
Больница так и не сформулировала диагноз, но состояние медленно приближалось к норме. Однажды со стороны окна раздались звуки и появилась татарообразная мордашка. Так состоялось наше знакомство с Юлей. Это была его однокурсница, устроившаяся на лето проводником на поезд среднеазиатского направления. В качестве гостинца она даже принесла арбузик.
Зима 1986/1987 года стоила нам больших переживаний в связи с Мишиной учёбой. Он не сдал один экзамен, взял академический отпуск и с моей помощью устроился лаборантом в ГНИПИ.
В марте мне дали путёвку в санаторий Н.Ивкино в 50 км от Кирова, так что летнего отпуска не получилось.
К дню рождения получил подарок: награждён медалью «Ветеран труда» и премией 25 руб. А поскольку возраст круглый – адрес от сотрудников, грамоты от администрации и парткома, большой альбом от семьи.
В начале октября прошла в Автозаводском Дворце бракосочетаний официальная регистрация брака Миши и Юли Караменковой. Приезжали её родители из Заполярного Мурманской области. Папа – экскаваторщик на никелевом руднике; мама – учитель начальных классов. Ранее они купили для Юли квартиру в Горьком к её поступлению в институт, и она жила здесь одна. После регистрации Миша переселился туда, не выписываясь от нас.
14 октября произошло печальное событие – умер Саша в Москве.
16 октября состоялась свадьба Миши с Юлей. Свадьба была организована вокруг костра в 100 км от Горького, в районе, куда я многократно ездил ещё до появления Миши на поезде, потом на машине с Мишей – это огромный лесной массив Гороховецких лагерей. Как военный полигон, он мало посещался, был богат озёрами, грибами и ягодами. Участниками свадьбы (гостями, приглашёнными) были их коллеги по турпоходам. Мы с Изой на машине подвезли туда продукты, но в мероприятии не участвовали.
Изменилось моё положение в ГНИПИ. Противоположные позиции по одному вопросу начальника моего отделения Осташкина и начальника отделения микроэлектроники Грязнова привели к тому, что координацию передали Грязнову. Я остался у Осташкина в должности начальника сектора. На время этих разборок в феврале (1988) мы с Изой уехали на турбазу в 40 км от города, чтобы отключиться и покататься на лыжах.
Из открытки Ирины Турецкой следует, что Сарра (её мама) с 6 апреля полностью ослепла. В декабре 1987 она была в глазной клинике, где ей удалили слепой глаз, который «давал большое давление». После операции ей поставили протез. Зимой они мёрзли и дома и на работе: 10-15 градусов.
Юля по окончании Политеха пошла работать в закрытый институт радиотехники. Позже там стали мало и нерегулярно платить, и я нашёл ей работу недалеко от дома в районной администрации.
Лето 1988 мы и Миша отдыхали не вместе. Юля возглавила поход по Алтаю, в котором участвовал Миша. А мы рванули в нейтральный (ни юг – ни запад) Богучар, но одного Богучара нам показалось мало, и мы покатили в Саратов. Там переправились на левую сторону Волги, посмотрели города Энгельс и Маркс, после которых сильное впечатление осталось от Пугачёва. Мало того, что над городом висит рёв вертолётных двигателей, воздух там страшно загазован. Проехали Куйбышев и дальше на восток до Уфы, а возвращаться решили через Татарию. По нарисованной в атласе, но абсолютно не существующей дороге доехали до Елабуги (посмотрели дом и могилу Цветаевой), потом Казань, а от неё до Горького рукой подать.
Осенью Мишу призвали в армию. И опять были мобилизованы ГНИПИнские силы, в результате чего он попал в Москву (район за Троекуровским кладбищем, ближе к МКАД), в отдельный батальон сопровождения. Плюсами пребывания там были: весьма демократичный командир-полковник, на присяге разрешивший родителям звонить ему; не самый худший подбор военнослужащих – все со средним образованием; полгода учебки (там же), где не было «стариков», а потом – поездки с военными грузами по всей стране, включая Кавказ и границу с Афганистаном, в которых Михаил был командиром.
Зимой на торжественную церемонию присяги и несколько раз летом 1989 на машине мы ездили к Мише вместе с Юлей. По телефону узнавали, когда их караул возвращался в Москву и выпрашивали в этот период его у командования на день-два. Во время этих поездок разговор крутился вокруг Мишиного будущего. Предварительно мы решили на основе удачного опыта его турпоходов и его командования караулом в военных поездках, что продолжать обучение ему лучше в пединституте. Некоторые шаги в этом направлении Юля сделала.
25 января 1989 родилась Таня.
Юля во время беременности была зациклена на пропаганде акушера-гинеколога Закаблуковской рожать дома в воду и реализовала этот вариант.
Иза ещё перед Юлиными родами перешла на полставки. После работы она покупала продукты и приходила помогать Юле. Надо напомнить, что в Горьком своеобразная планировка по трём радиусам, между которыми в то время транспортной связи не было (да и сейчас она весьма несовершенна). Приходилось проделывать с Мызы до Автозавода огромный путь, и это в январе. 25 января, подходя к Юлиному дому, Иза услышала, как в телефонной будке около их подъезда молодой мужчина нервно рассказывает кому-то о неблагополучных родах. Как выяснилось, разговор шёл о Юле. Он принимал роды и из-за сильного кровотечения вызвал «Скорую помощь». Юля не хотела ехать в роддом. Врачи её с трудом уговорили, сказав, что есть ещё один плод.
Когда Юля с ребёнком вернулась домой, она продолжала осуществлять учение Закаблуковской: по нему полагалось ребёнка с первых дней учить плавать. Это получилось не удачно, и 22 февраля Таня умерла. Официально – от скоротечного воспаления лёгких. Мишу удалось вызвать на похороны. В похоронах помогли мои сотрудники по ГНИПИ, особенно близко воспринял это событие Виктор Чадов, главный эксперт по элементной базе, на тот момент – ведущий инженер моего сектора. Похоронили Таню на Стригинском кладбище Автозавода.
В июне у меня была интересная поездка с партактивом в Одессу, в июле с Изой и зверьём съездили на «свою» стоянку на Дону в районе Богучара – очень не повезло с погодой, настолько, что, возвращаясь в один из дней из поездки в ближайшую деревню, не сумел добраться до стоянки, где была наша палатка, и ночевал в машине в лесу.
В августе Миша вернулся из армии. Юля к тому времени подготовила поход в Фанские горы, которым формально командовала.
Учебный год Миша начал в Педагогическом институте.
В ноябре я был в санатории Н.Ивкино. Благодаря сложившемуся контакту с психотерапевтом, она же замглавного врача, получил одноместный номер, много ходил по окрестностям, съездил в Киров.