Домбровский сдался, хотя и денег, и времени было жалко. Не просто при габаритах нашего автобуса припарковаться в населённом пункте. Такое место подвернулось только на привокзальной площади городка Лангнау на подъезде к Цюриху. Предполагая, что о страховке придётся говорить по-немецки, на переговоры со страховой компанией бросили меня. Страхи оказались напрасны: снявший трубку мужчина по-русски ответил, что ему нужен час для решения вопроса, спросил номер телефона-автомата, с которого я звоню. Проторчав час у кабины, я набрал номер страховой компании повторно, и теперь мне ответили, что мы сами должны найти стоматолога, а Москва потом оплатит счёт. В справочном бюро вокзала любезно сообщили, что в их городке очень хороший врач, и дали его телефон. Снова звоню из автомата, женщина соединяет меня с врачом-мужчиной, я описываю ситуацию и говорю, что пациент застрахован. Врач говорит, что страховка его не устраивает; если мы можем расплатиться наличными, он готов оказать помощь. Мы пошли вчетвером: Елена с мамой, сын Домбровского с сумкой документов и валюты и я. Видимо, нас не только ждали, но и высматривали, потому что дверь широко открылась при нашем приближении. Чистота, красота, уют, улыбки с порога. Домбровского с Ириной Борисовной направляют в комнату ожидания с креслами, диванами, журналами и кофе, а Лена и я идём в кабинет. Здесь не только блеск, но и богатство оснащения. Кресло, диковинное лечебное оборудование, рентгеновский аппарат, огромный шкаф с ячейками, в которых инструменты в стерильной упаковке. Для меня – пуфик в форме коренного зуба. Моя задача – переводить команды и вопросы. После тщательного обследования (включая рентген) звучит вердикт: челюсть тесна для коренных зубов, один зуб мудрости надо удалить. На вопрос: согласна ли Лена, она отвечает: «спросите маму». Выхожу, объясняю ситуацию. Решение без раздумий положительное.
Начинается довольно кропотливая и продолжительная операция. Ассистирующая сестра почти угадывает, что надо подать. Открывается ящичек за ящичком, оттуда извлекаются инструменты, срывается и отбрасывается их упаковка. Замечаю два явления: 1)привычные хирургические щипцы не применяются; 2)шапочка и воротничок халата врача намокают, несмотря на работающий кондиционер.
Наконец, извлечённый зуб в прозрачном пакетике вручается Лене, а я задаю вопрос: «Сколько с нас причитается?». Ответ неожиданный: «Ничего. Это мой подарок». Я прошу разрешения сфотографировать всех на рабочем месте, вижу в видоискатель три улыбки. (Вернувшись в Горький, я послал им фотографию с благодарностью и получил в ответ красивую открытку).
Мы возвращаемся в восторженном настроении, а я получаю награду в виде поцелуя Ирины Борисовны.
Мы ещё заехали на остров цветов Майнау на Боденском озере.
И ещё одна памятная и содержательная остановка – в Дрездене, где посещаем в крепости Цвингер картинную галерею.
В целом, атмосфера этой поездки была наихудшей из четырёх, и я решаю больше в миссиях Домбровского не участвовать. С нездоровым злорадством узнаю, что поездка следующего года (без меня) лопнула на границе Германии.
Осенью официально зачислен соискателем в НКИ, при этом руководителем диссертационной работы определён С.М. Ягуткин, д.э.н., профессор. Проректор Ю.П. Морозов начинает «пробивать» в Москве решение об организации в НКИ своего диссертационного совета. На это, исходя из специфики НКИ, и ориентирована тема моей диссертации.
Одновременно в результате трудных переговоров с корифеем Пединститута (НГПУ), доктором педагогических наук, харизматической личностью Нелли Матвеевной Зверевой и проректором НГПУ, а по совместительству заведующей кафедрой, к которой приписана Зверева, В.В. Николиной Миша определён в заочную аспирантуру НГПУ с научным руководителем в лице Зверевой. Ей это даёт оплату в НГПУ плюс некоторую сумму от нас.
Поездка с докладом на конференцию в Йошкар-Олу и с лекциями в Ярославль, где тоже организован филиал НКИ.
2002 год. Попытка организации диссертационного совета в НКИ не удалась. Такой совет со статусом территориального создан при местной Сельхозакадемии. После знакомства с его председателем переписал название и схему диссертации. Но проректор НКИ по научной работе А.И. Панов предложил другой вариант – Саратовский аграрный университет (СГАУ), тематика диссертационного совета которого ближе к моей специализации. Определился финишный этап работы, формируется 4-й! вариант текста.
В марте 2002 в Б. Козино отмечался юбилей ориентирования, при этом были проведены соревнования и собраны ветераны ориентирования. После почти 50 лет разлуки прикоснулся к стенам школы, где получил аттестат. Сейчас в ней больница.
В мае по договорённости Панова с его коллегой в СГАУ Алексеем Валерьяновичем Голубевым еду в Саратов, знакомлюсь с деятелями, определяющими климат защиты – Голубевым, Андрющенко, Гавриковым, Емелиным, Андреевой. В конце июня – новая поездка в Саратов, проходит предзащита на кафедре.
В июле корректирую материалы, в августе по настоянию Изы на 6 дней уезжаю на теплоходе вверх по Волге до Углича.
Сентябрь – диссертационный совет в Саратове, назначена дата защиты.
У Михаила в семье напряжение достигло апогея, он живёт у нас.
Октябрь – защита и оформление документов в Саратове. Реакция членов совета весьма положительная, говорят, что мой материал тянет на докторскую. Со мной С.М. Ягуткин, он же без меня на банкете, который устраивает коллега по защите – местный миллионер, хозяин ресторана и страусиной фермы, а я в это время в гостинице расшифровываю магнитофонные записи защиты. Чтобы не ехать вновь в Саратов для отправки материалов защиты в ВАК, как принято, договариваюсь с секретарём Учёного совета поработать вместе с выходной и сразу отправить материалы.
Ноябрь – договорённость проректора Морозова с московским издательством ЮНИТИ о моей книге по экологическому менеджменту.
Отправляю статью в сборник, издаваемый пензенским Центром научно-технической информации.
В Сохнуте договариваюсь о поездке следующим летом в Израиль по программе работа+экскурсии. Зимой окончательно и конкретно записался на поездку в Израиль в июле (когда кончатся занятия и экзамены). Надежды юношей питают! Слишком старым посчитали меня для этой программы.
Новый год встречаем втроём.
2003 Февраль-март – два подъёма температуры с симптомами гриппа. В марте лекции в Ярославле. В перерыве между занятиями студенты свозили в Толгский монастырь на левом берегу Волги в 25 км от города. Июнь – отказ Иерусалима в поездке по программе, ибо к июлю истекает установленный программой предельный возраст.
Морозов отвозит книгу в ЮНИТИ.
Июль – поездка в Саратов за дипломом кандидата экономических наук. Хотя и созвонился с проректором СГАУ по науке, немного опасался не застать его на работе – время отпусков. Выехал из Нижнего на поезде, который прибывал в Саратов глубокой ночью. В Пензе в середине дня большая стоянка. Рядом с железнодорожным вокзалом – автовокзал. Сбегал туда. Выяснилось, что через полчаса уходит автобус в Саратов, прибывающий туда намного раньше поезда – в 16 часов. Мчусь к своему поезду, забираю багаж, возвращаюсь на автовокзал, выезжаю на автобусе. Жуткая жара. В Саратове выскакиваю в точке, ближайшей к СГАУ, и застаю проректора в его кабинете. Торжественная церемония, торжественные слова. Возвращаю его книгу, которую он дал мне на период подготовки диссертации и дарю свою. А затем следует с моей стороны совершенно прозаический вопрос: не поможет ли мне его величество найти место ночлега (обратный поезд идёт даже не завтра, а утром послезавтра). Голубев делает несколько телефонных звонков и посылает меня на окраину города в комфортабельный заводской пансионат, где проходит конференция преподавателей-экономистов. Мало того, что я хорошо поужинал и уютно переночевал, на следующий день я уехал в Нижний на служебной «Волге» с Е.Ю. Козловой, профессоршей одного из наших вузов.
Итак, Иерусалим отказал мне в бесплатной поездке по программе. Меня даже соединили с кураторшей этой программы в Иерусалиме. Она стояла на своём, как скала: до 65 лет можно, на день старше – нельзя. Разозлившись на это буквоедство, я нашёл турфирму, работающую с Израилем (там этим занимался Володя Липшиц), и купил некий привилегированный тур в Израиль, дешевле и информативнее обычных (в связи со спадом туристского потока).
Нетания – Хайфа (2 дня) – Кинерет – курорт на Мёртвом море, заповедник Эйн-Геди , Масада – кибуц – Эйлат (3 дня) – египетская граница – Мёртвое море – Иерусалим (3 дня) – в день отлёта Тель-Авив-Яффо. Таким образом, с севера на юг и с востока на запад. О чём ещё можно мечтать? Нам очень повезло с экскурсоводом Мариной. Были и авантюрно-курьёзные эпизоды. Дневных экскурсий не хватало, чтобы утолить жажду новых впечатлений. С моим соседом по номеру, Александром из Челябинска, вечером, в сумерках, уходим в Хайфе в арабский квартал, я общаюсь с местными, которые как раз, пользуясь прохладой, высыпают на улицы, собираются за столами. Всё вполне дружелюбно, приветливо. А утром Марина в ужасе.
По дороге к Эйлату автобус начал идти рывками, вилять и, наконец, прочно встал. Оказалось, вытекло масло из автоматической коробки передач. Без кондиционера при пекле более 40 градусов не комфортно. Люди выстроились вдоль борта автобуса в узенькой полоске тени. А невдалеке справа – каменная стена, отделяющая впадину Мёртвого моря от пустыни. И я побежал вверх. Уже вскарабкавшись на половину высоты стены, разглядел, что попутчики машут мне руками. Пришлось спускаться, что труднее и опаснее. Оказалось, что Марина по телефону связалась с Эйлатом, и оттуда выслали резервный автобус.
О неудавшейся попытке повидаться с почти родственницей Аллой я писал ранее, в начале текста.
В это лето обновил, фактически сделал заново памятник на могиле родителей мамы.
21 июля умер Егор.
У Миши официальный судебный развод.