Преподавательская работа мне понравилась. На 2 часа остаешься с классом, как говорится, один на один. Старайся овладеть вниманием, вызвать интерес. Я на опыте понял, что можно «владеть аудиторией» — тогда никто не вертится, не переговаривается, все слушают, — и как из класса идет какая-то волна понимания и приязни.
Я с первых шагов понял и оценил это ощущение. После удачно прошедших лекций чувствуется внутренний подъем, даже радость, и ощущение удовлетворения.
В то время читали лекции одному классу (потоки по 2—3—4 класса появились позже). Я читал в 12 классах курса (профиль подготовки был единый: «офицер корабельной службы, вахтенный командир». Разделение по специальностям «штурман» — «артиллерист» — «минер» произошло позже, когда я был уже во 2-м БВВМУ в Калининграде). Таким образом, одну лекцию, а точнее — один материал, т. к., исходя из конкретной обстановки в классе, я иногда переставлял вопросы и акценты материала лекции, — мне приходилось читать 12 раз подряд. Иногда по 3 раза в день (полная нагрузка — 6 ч. в день), т. е. 24 часа в неделю. Иными словами, нагрузка была очень большая.
Если на первой и второй лекции я еще листал конспект (зная материал по внешнему виду страницы), то на 3—4 раз конспект не раскрывался вообще, следил по плану, а позже и план (в единой подшивке на семестр) не раскрывался, а весь материал от рекомендуемой литературы (постранично, с инвентарными номерами книг в библиотеке) до заключения давался в виде импровизации.
Тут я вынужден сделать отступление. В училище были параллельные офицерские классы, на правах курса, где учились офицеры, не имеющие высшего образования (выпускники офицерских курсов военного времени, офицеры из мичманов, призванные на флот после техникумов и даже институтов). Таких классов на каждом курсе было при мне по два. В этих классах традиционно читали только старшие преподаватели и начальники кафедр, т. к. среди слушателей были люди в чинах и славе.
Так, в классе, к которому я был прикреплен для сдачи зачетов и экзаменов за училище, учились:
В том же классе учился и мой соученик по школе в Геленджике л-т Солдатов Николай Данилович, <впоследствии> мой начальник кафедры (Боевых средств флота, куда входил курс связи флота) в конце моей службы в ЧВВМУ им. П. С. Нахимова (1963 — 1976 гг.), а также Саша Вергопуло, Львовский — вып. 46 г. — и Чугунов, мои соученики по КУБО ВМФ. Конечно, в качестве учителя своих бывших соучеников и ранее незнакомых Героев (много старше меня и чином, и возрастом) я чувствовал себя очень напряженно.
О моей заочной учебе в ВВМУ я расскажу особо, а сейчас один нюанс, характеризующий моего первого нач-ка кафедры (кап. 2 р. Синютина). Курс «Организации связи ВМФ» для офицеров параллельных классов был поручен ему. Конспект у него был старый, и он завел такой порядок — шел ко мне на каждую новую лекцию, якобы с контролем, делал общие замечания, в журнал контроля учебного процесса ставил мне оценку «вполне удовлетворительно» или даже «хорошо», затем брал у меня конспект очередной лекции и шел к слушателям, причем читал буквально с листа. На свои лекции никогда никого не пускал. Мы потихоньку подслушивали под дверью. Впечатление было жалкое.
Раза два или три пришлось читать слушателям мне самому (обстоятельств я не помню). По отзывам моих впоследствии сослуживцев и приятелей (Ильи Журавлева, Сашки Вергопуло, Коли Солдатова), им мои лекции нравились. Я, конечно, «лез из кожи».
К 1 мая 1949, т. е. через 7 месяцев после назначения младшим преподавателем, меня приказом министра произвели в преподаватели. (Тархов и Моисеев — оставались младшими).
В качестве итога моего первого преподавательского учебного года могу отметить, что руководство кафедры в нашем становлении принимало самое формальное и пассивное участие. Замечания контролирующих лекции были общего характера. Поиски методики и педагогических приемов шли только самостоятельно. Вместе с тем у нас, молодых, установились дружеские отношения с двумя ст. преподавателями: кап. 3 р. Давидом Юдковичем Вайнштейном и Павлом Васильевичем Плетюхиным (выпуска училища им. Орджоникидзе соответственно 1939 и 1940 гг.).
Мы постоянно, даже в редкие часы совершенно неофициальной обстановки, рассуждали и спорили о своих чисто преподавательских делах.
Летнюю практику я провел на КРЛ «Слава» с группой слушателей и после отпуска в Геленджике явился к 1 октября в училище. С первого же дня был огорошен приказом готовить курс «Радиолокация, основы устройства и боевого применения», как помнится, около 40 часов.
Работу над конспектами лекций начал немедленно. Дело усложнялось тем, что открытых пособий по радиолокации в то время не было вообще. В секретной библиотеке были учебники Вайшвилло и Белоцерковского с грифом «секретно», было 2—3 переведенных пособия, почему-то тоже с грифом.
После окончания ВОЛСОК (следующий за моим выпуск связистов из КУБОвцев) прибыли младшими преподавателями ст. л-т Турко Борис Трофимович (вып. 1944 г.), ст. л-т Крапива Анатолий Степанович (вып. 45 г.) и преподавателем л-т Данилов Рэм Иванович (вып. 46 г.), у последнего в училище я был командиром отделения и взвода.
Борис Турко (Джой Бегсток по прозвищу) (персонаж романа Ч. Диккенса «Домби и сын» — М. К.) был подключен на радиолокацию, Толя Крапива на организацию связи и Рэм Данилов на общую радиотехнику.
Все отнеслись к новому назначению очень серьезно, работали с энтузиазмом. Споры о методике отдельных вопросов и общих положений преподавательского ремесла не утихали.
К итогам первого моего преподавательского года можно отнести такие факты доброжелательного отношения ко мне курсантов, как, например, приглашение на свадьбу в город. А также то, что в выпускных фотографиях каждого класса в числе наиболее любимых и уважаемых преподавателей был и мой портрет. У меня оказалось всего 2—3 классных фотографии. Общие курсовые и ротные альбомы стали делать позже.
С самого начала на обороте последних листов конспекта лекций я стал выписывать примеры для иллюстрации отдельных положений курса. Если встречал удачный или полезный пример, в любом случае старался его записать (со ссылкой на источник) и ввести найденный пример в конспект.
Примеры по связи, радиолокации, гидроакустике, а также скрытому управлению и электрооптике, т. е. по всем предметам, которые мне пришлось читать, я собирал и обновлял всю свою педагогическую жизнь. Уже будучи начальником цикла в чине кап. 2 р., как-то, будучи руководителем летней практики в Балтийске, я за одну ночь написал статью (10 рукописных листов) под названием «Использование примеров при чтении специальных курсов». В статье была сделана попытка классификации примеров, а также даны методические рекомендации по их применению. Статью я послал в журнал «Морской сборник», но опубликована она была с незначительными сокращениями в сборнике боевой подготовки ВМФ за 1962 год (номера я не помню).
Кроме конкретных примеров, я стал буквально собирать и выписывать интересные факты и сведения из самых различных областей (цитаты известных военных, гл. образом, деятелей, даты событий и т. д. и т. п.). Четкой системы я, к сожалению, не завел, но выписок сохранилась масса.
При случае я некоторые уместные по ходу лекции факты (или, как говорят, «к слову») применял, общаясь с курсантами.
Такое непосредственное общение, когда набралось — «есть что сказать», стало, пожалуй, даже потребностью. И я с удовольствием откликнулся на предложение курсантов выступить перед ними вне учебного плана. Правда, такие предложения были уже в Калининграде, когда я был кап.-лейтенантом.
Темы, которые мне предложили курсанты, а это были выпускники в то время 4-го курса, были любопытные, например: «О культуре поведения», «Этика офицера корабельной службы», «Законы кают-компании» и т. п. Как видно, темы далекие от радиолокации и использования средств НиС корабля.
Помню, что на таких встречах присутствовали командиры рот и даже начальники курсов и факультетов (позже). Обычно приходилось в течение года выступать с каждой темой по 2-3 раза.
Конечно, я готовился буквально все свободное время, какое имел перед назначенным сроком. Привлекал и свои выписки, и все возможные источники, тем более, во всех училищах я в библиотеках был своим человеком. (В последние годы службы — неизменным членом библиотечного совета, и в БВВМУ, и в ЧВВМУ).
Постепенно тематика моих выписок расширялась. Этому способствовало еще одно серьезное обстоятельство. Еще в курсантской среде появилось чувство какой-то неполноценности от учебы в КУБО ВМФ (в то время оно считалось средним, а не высшим, особенно, конечно, то, что от нас не скрывали, что обучение идет в сокращенном объеме по программам военного времени). Особенно это ощущение обострилось, когда наш отдел связи одно время (сентябрь и часть октября 1943 г.) был прикомандирован к ТОВВМУ во Владивостоке. Как оказалось позже, в ожидании эвакуации училища из Танхоя во Владивосток.
В ТОВВМУ культивировалась атмосфера училища им. Фрунзе, нашего старейшего и элитарного.
В коридорах висели большие портреты прославленных адмиралов, были макеты парусных кораблей и фрегатов, в расписании учебных занятий фигурировали темные, но привлекательные для нас предметы: «девиация магнитного компаса»; «океанография»; «военно-морская история»; «военно-морская география».
На дверях кабинетов мы видели соответствующие названия кафедр и лабораторий.
Короче говоря, невольно мы сознавали, что мы недоучки и люди неполноценные.
Кстати, это не только мои ощущения, хотя на эту тему особых разговоров не было. Шла война и все рвались на войну.
Как показала последующая служба моих соучеников по отделу связи КУБО ВМФ, тяга к знаниям проявилась у подавляющего большинства.
Где только не учились мои товарищи. Можно из книги нашего выпуска сделать выборку, — это и все военно-морские училища (кроме им. Дзержинского), это и различные институты и даже различные академии, от нашей ВМА им. Крылова (сейчас им. Гречко?!) до дипломатической, включая и политическую им. Ленина, и армейские им. Буденного и им. Говорова. У многих по два диплома (Соловьев, Пиастро, Костюк, Золкин, Вергопуло). Это только выпуска 1944 г. (88 человек), из них 8 кандидатов наук.
Опять отвлекся. Главное — чувство недоученности и какой-то неполноценности. Я спрашивал, из близких приятелей у всех было то же чувство.
Именно это чувство толкнуло меня, а позже многих соучеников, на экстерн, но это особый разговор.
Когда уже в КВВМУ я готовил курсы военно-морской истории и географии, буквально с азов, но спешно из-за постоянной гонки, — я многое, если не все, узнавал впервые. Было очень интересно. Раскрывались глаза на историю нашего флота, становились знакомыми строгие лица адмиралов на портретах в училищных коридорах. Приобрели содержание и значимость ранее только знакомые слова: Гангут, Чесма, Наварин, Синоп, Калиакрия, Корфу и др. Во время сдачи экзаменов за высшее училище состоялось только первое знакомство с событиями истории нашего ВМФ. Осталось чувство ущербности, отсутствия полноты знаний.
К тому же с течением времени предмет «военно-морская история» превратился в «историю оперативного искусства». Кафедра ВМИ ликвидировалась, так же, как и кафедра «военно-морской географии». Предмет стал называться «Базирование флота», и все поглотила кафедра тактики.
Эти преобразования завершились в начале 50-х годов, когда я был уже во 2-м БВВМУ.
В Баку же к моему окончанию училища в 1951 г. сменилось командование. Начальником училища был назначен кап. 1 р. Вонифатьев, сразу произведенный в контр-адмиралы. Его замом по науке стал бывший начальник ВВМУЗов вице-адмирал Рамишвили Семен Спиридонович. Бывший «испанец» (советник командира ВМБ «Картахена»). Человек обширнейших знаний, полиглот, ученый, обладатель редких душевных качеств.
Методикой преподавания как наукой стали заниматьс я именнов конце 40-х годов. Очень активно, конечно, по указанию, на кафедрах начали писать методики чтения лекций и проведения практических занятий. Конечно же, все писали по-разному.
Рамишвили серьезно возглавлял это движение. Вызывал авторов методик, устраивал обсуждения, на которых до хрипоты спорили, что такое методика частная, что общая, может ли быть методика на одну лекцию, на вопрос секции, на курс в целом. В процессе этой работы Рамишвили несколько раз вызывал меня как автора первой методики, «Методика изложения физических принципов работы магнетрона». Затем появилась методика по клистрону (разновидность радиолампы — М. К.) и по ламповым генераторам СВЧ. Семен Спиридонович входил в детали и даже советовал, как и чем достичь понимания курсантами.
Меня он несомненно запомнил и оценил положительно, иначе не объяснишь это заступничество за меня в тяжкую минуту (см. этюд «Анонимное письмо»). (Это сочинение в архиве пока не нашлось, но об упомянутом эпизоде говорится в воспоминаниях и в моем добавлении. — М. К.)
Вскоре контр-адмирал Вонифатьев был назначен начальником училища им. Фрунзе, начальников КВВМУ стал Рамишвили, а замом к нему прислали бывшего нач. связи ВМФ вице-адмирала Гаврилова.
К ноябрьским праздникам 1950 г. я был произведен в капитан-лейтенанты (первым среди сверстников-одногодок). Споры и обсуждения деталей преподавательского ремесла в нашей среде молодых преподавателей и примкнувших к ним старших (Вайнштейн, Плетюхин) продолжались. Мы приобрели первый опыт, уже по два года читали порученные курсы, участвовали в приеме зачетов и экзаменов и, можно сказать, оперились, однако стремление сделать наши лекции более доходчивыми и усваиваемыми не ослабевало.
Особенно близко я сошелся с Борисом Турко, Толей Крапивой и большим оригиналом Рэмом Даниловым. Профессиональные разговоры и их накал не ослабевал.
К этому времени сформировался неприкрытый конфликт между руководством кафедры (Синютин, Дубровцев) и молодым коллективом, причем оба старших преподавателя, Вайнштейн и Плетюхин, хотя и неявно, но поддерживали оппозицию к руководству.
Однако склоками было заниматься недосуг: к началу 51 г. все экстерны подошли вплотную к гос. экзаменам. Я был в лучшем положении, т. к. и начал сдавать экзамены раньше, еще учась на ВСКОСе, да и оценки в целом у меня были лучше.
Одновременно с преподаванием и другими учебными делами мы сдавали оставшиеся зачеты, готовились к гос. экзаменам. Занимались каждую свободную минуту, а также по ночам.
В те времена дипломной работы не было, но гос. экзаменов была куча:
Как я уже отмечал, экстерны были прикреплены к классам слушателей параллельных классов. В одном классе сдавали Турко, Крапива и я, в другом Вайнштейн, Плетюхин и Тархов.
Мл. лейт. Демьянов Харлампий Григорьевич, наш нач. кабинетов, а позже преподаватель в БВВМУ, закончил курс в 50 году.
Рэм Иванович Данилов успешно учился в заочном электротехническом институте.
Экзамены нас всех вымотали до предела, сил не было. Я сдал все гос. экзамены на отлично, причем дважды (по кораблевождению и теории арт. стрельбы попал в акт гос. комиссии как «лучший ответ»).
Общий балл за все училищные экзамены у меня был 4,55, получению красного диплома мешали 2 тройки: по немецкому языку и теоретической механике. В учебном отделе мне предлагали пересдать оба предмета, но сил не было, и я отказался.
Сам факт подготовки и сдачи экзаменов за командное училище мне очень помог. Я теперь знал, чему и как учат на других кафедрах, и изложение своих специальных вопросов (в частности радиолокации) строил с учетом этого.
Часто удавалось привязать свои вопросы к уже известному. Например, в связи с использованием радиолокации для целей кораблевождения, обеспечения безопасности мореплавания, а также в целях использования оружия (т. е. для артиллерийской и торпедной стрельбы). Кстати, в летнюю практику 1949 года я, хотя и был руководителем практики, но сам был слушателем руководимого мною класса. Я договаривался о занятиях в этом классе слушателей и в частности о проведении практических арт. стрельб.
Все слушатели стреляли лично стволиковые стрельбы. Это когда на все пушки главного калибра крепятся обухами 45-линейные стволы.
Это делается для экономии калибрового боезапаса, износа стволов главного калибра. Вся же схема стрельбы, ЦАС (центральный автомат стрельбы), КДП (командно-дальномерный пост) и весь личный состав работают по полной схеме.
На класс было выделено всего 2 калибровые стрельбы по надводной цели (по щиту). Конечно же, устроили жребий с двумя счастливыми номерами, и я вытянул один из них.
Калибровые стрельбы, т. е. главным калибром корабля из всех башен по полной схеме, стреляли с крейсера «Красный Кавказ».
Я очень волновался, т. к. все было не шуточное (вроде знакомой «стрельбы» в училище на полигоне), а самое что ни на есть настоящее.
Курсантские калибровые стрельбы шли кораблю в зачет, т. к. вся техника и личный состав работали в полном объеме, только управлял огнем с КДП не командир БЧ-2 (командиры дивизионов), а курсант, или в нашем случае — слушатель.
Помню, первым стрелял отличник ст. л-т Космачевский. Задержек и ЧП не было.
Не буду описывать детали, они заняли бы много места. Отстрелял я просто здорово. Со второй корректуры получил вилку и перешел на поражение на одном прицеле. С первого залпа от щита полетели доски, я скомандовал «дробь, не наблюдать» и, весь мокрый, распахнул люк КДП. Все, конечно, хвалили, стрельба была без разговоров признана показательной, и никаких затруднений при составлении отчета я не испытывал. Я-то знаю, как составляются отчеты. Попаданий нет, а стрельба отличная.
После этой стрельбы разговоров было много. Вообще на флоте об удачных стрельбах говорят, а тут слушатель, да еще экстерн, разбил щит!
Вообще арт. стрельба мне нравилась, я часто ходил на полигон в училище, много вместе с дорогим Дж. Б. (Джой Бегсток — персонаж одной из книг, так в узком кругу назывался Боря Турко) занимался на приборе Крылова, и мне казалось, я чувствую траекторию снарядов.
Позже, уже в Балтийском училище, на кафедре арт. стрельбы я слышал рассказ Миши Година (был там такой ст. преподаватель в чине ст. лейтенанта) о том, как на Черном море слушатель разбил щит на калибровой стрельбе с крейсера!
Позже, когда методическая и рационализаторская работа под общим руководством зама по НИР 2-го БВВМУ Андреева достигла своего апогея, нам удалось завязать в единый комплекс РЛС «Залп» (моего кабинета) с РЛС обнаружения «Риф» (цели с прибора «Обстановка» — имитатор надводных и воздушных целей), с БИПом (работали все ВИКО и с ЦАСом в кабинете арт. стрельбы), с БАС башенной сотки, что стояла во дворе училища, и штурманским кабинетом, где стояла ВИКО и имитатор маневрирования корабля на базе штатного автопрокладчика.
Мы все вместе разработали методику использования комплекса кабинетов, разработали несколько задач для маневрирования и арт. стрельб и разыгрывали такие представления, что зрители буквально хрюкали от восторга.
Завершение разработки этого комплекса совпало с инспекцией грозного адмирал-инспектора ВМФ адмирала Гордея Ивановича Левченко, который был известен своими разгромными инспекциями.
Наше «представление» так ему понравилось, что он приказал собрать к нам в училище в трехдневный срок всех начальников училищ, их заместителей и начальников УЛО (учено-лабораторных отделов, ведающих техническим оснащением училищ). Начальство под разными предлогами не приехало, но кое-кто из замов и начальников УЛО были, и им группами все проигрывалось неоднократно.
Серия показательных выступлений была завершена демонстрацией всего представления и кабинетов по частям инспекции ВС под руководством тогда начальника главного управления боевой подготовки генерал-полковника (позже ген. армии) Владимира Яковлевича Колпакчи. Он лично вникал во все детали, был очень внимателен и справедлив. Остался очень доволен и приказал представить меня к присвоению внеочередного звания! Было, конечно, приятно, но никто не объяснил ему, что к званию капитана 2 ранга я уже представлен в очередь (это было в начале 1957 г). Чуть позже пришел приказ МО с благодарностью мне (приказ был по итогом проверки всех военно-морских училищ).
В смысле творчества, использования технических средств обучения и методики проведения комплексных занятий большего подъема не было. На следующий год училище перепрофилировали как навигационно-гидрографическое, а в 1961 вообще закрыли. На месте БВ ВМУ стали приехавшие из-под Ленинграда курсы переподготовки офицеров запаса (КУИПОЗ ВМФ). Там были раздельные циклы РТС и связи. Их объединили, и я 2 с лишним года успешно командовал циклом «РТС, связи и отдельной дисциплины СПС». К тому времени опыта у меня было не занимать — более 12 лет усердных поисков форм и методов обучения. Для моих подчиненных, а все были младше, я был «мэтр», который учил профессии наилучшим образом. Не «делай как я сказал», а «делай как я».
Бывало, что прослушав двухчасовую лекцию преподавателя, я ее разбирал с глазу на глаз по 3 часа. А бывали случаи, когда я, прослушав лекцию 1—2 часа, в другом классе 3—4 часа читал ее сам, а преподаватель слушал, после чего опять делали разбор. Так, например, было с кап.-лейт. Бродянским, который вскоре стал старшим преподавателем (после моего отъезда), а чуть позже, уже в Кронштадте — занял мое место, т. е. стал начальником цикла.
Переведясь с большим трудом с должности начальника цикла КУИПОЗ ВМФ с Калиниграде на должность рядового преподавателя кафедры боевых средств флота ЧВ ВМУ им. П. С. Нахимова (в сентябре 1963 г.), я был встречен составом кафедры буквально в штыки. Во-первых, никто не верил, что я «добром» перешел на низшую должность с потерей в окладе 120 р. (хрущевских — М. К.). Во-вторых, я был самый опытный из всех преподавателей кафедры (15 лет пед. стажа), и все поняли, что кроме опыта, есть и обширные знания, причем не только в области РТС и связи.
Тогдашний начальник кафедры кап. 1 р. Шарковский с поддержкой двух старших <преподавателей> (Коробейников и Озеров, причем последний сидел на моей штатной должности, т. к. связист, единственный на кафедре, имел штатную должность старшего) <в тексте некоторая путаница; очевидно, имеется в виду, что названные лица чинили препятствия — Ред.>; меня «взяли» на другую кафедру, чем задержали в звании ровно на 3 года.
Было форменное измывательство по мелочам, начиная с пробной лекции на кафедре, как вообще впервые читающему.
Однако я с первых дней помалкивал и работал над лекциями, методиками и в кабинете связи, который за 1—1,5 года целиком оснастил новой техникой, макетами, оборудованием и т. д.
Одновременно пришлось львиное время тратить на связь училища в целом.
Единственным помощником на первых порах был лаборант-мичман (по штатному расписанию 5-го разряда, тогда как на других «ракетных» кафедрах разряд был 7-й и даже 9-й. Этим и объясняется, что я найду с флота знающего человека, а он через пару лет освоится и уходит на другую кафедру на более высокий разряд.
Моим первым помощником был мичман Левченко Ив. Ив., который служил еще у моего предшественника — связиста, кап. 1 ранга.
Его сменил Герасименко Ник. Петр., далее Елпашев Вас. Ив., Кулкин Григорий Сем. и Иваненко Леонид Александр. с Качинским Валерой).
Оказавшись в привилегированном Высшем училище после курсов, хотя и на младшей должности, скажем прямо, я лез из кожи по работе, причем старательно и безропотно.
Как на меня «косо» ни смотрели все члены кафедры, а по их наущению и многие в училище, — работа есть работа, и ее выход говорил сам за себя. Чуть менее чем за 3 года мне удалось решить все три вопроса:
13 лет службы в ЧВВМУ им. П. С. Нахимова — это, конечно, венец преподавательской, общественной, хозяйственной и вообще творческой деятельности.
Не будем скромничать. Работать я умею, именно лично работать на выход, на дело, на результат.
И не карьеристские мотивы были главными, хотя я любил, когда конкретный (не «политесный») результат моей работы получал оценку.
Вот «политес» с работой мне сочетать не удавалось. Под «политесом» я имею в виду умение быть на виду у начальства и свои действия в его угоду.
Вечно я впадал в итоге в конфликт с начальством, держал себя независимо, не угодничал, не льстил, не ублажал ради личных выгод.
В итоге руководство меня опасалось, вынуждено было признавать цену и достоинства.
А по одним результатам работы ради дела (а не хороших взаимоотношений с начальством) и поощрения были вынужденные, именно «по итогам» тех или иных мероприятий, и, как правило, эти поощрения в лучшем случае были «ценный подарок».
Например, часы «Командирские» за 25 лет преподавательской деятельности, часы настольные и набор ложек «фраже» по итогам работы на курсах за почти 3 года, когда цикл не сходил с 1—2 места.
А то в основном — благодарность, зато есть от МО, главкома ВМФ, командующих флотами (КБФ и ЧФ).
За 34 с гаком <года> службы в ВМФ получил я, судя по записи в карточке поощрений, 276 поощрений (при 3-х выговорах за тот же период). Получается в среднем по 8 в год! Фактически было и меньше, и больше, но главное одно — поощрение за что-то сделанное, за результаты, а это говорит об активной позиции в службе, в отношении к делу!
Если перечислить формулировки поощрений — это только подтверждает сказанное:
Даже простой перечень тех поощрений, которые я получал, говорит о многообразии мероприятий, в которых приходилось участвовать, причем активно, с каким-то результатом.
Этому способствовало то, что еще с Калининграда я постоянно держал активную и непосредственную связь с отделами флота (ДКБФ и позже КЧФ), лично знал людей, знал обстановку, лично участвовал в мероприятиях отделов. Это обогащало меня живыми примерами для лекций и других контактов с курсантами.
Имело значение и то, что было явно видно, что я не оторвался от флота и его повседневной жизни.
С давних пор я подтверждал звание «специалист радиотехнической службы» I класса и «судья по радиоспорту I категории».
И все это при том, что я из года в год перевыполнял установленную почасовую академическую нагрузку, а это ни много ни мало для:
Из 29 календарных преподавательских лет я 27 раз был на корабельной практике, нередко на 2-х — 3-х объектах (например, как в последние годы в ЧВ ВМУ — дальний поход в Кронштадт со 2-м курсом, плавание на катерах с 3-м курсом и лагерный сбор с новым набором по связи.
Январь — март 1991