Учебный год ничем особенным ознаменован не был. Больше уделял внимания учебе, держался в отличниках. Свое пребывание в Артеке никак не афишировал, да и администрация школы меня никуда не привлекала. Коллекции, которые я привез из Артека, использовались учителями и находились в школьном кабинете природы.
Как я уже писал — продолжал заниматься в авиамодельном кружке. Из старшин кружков привлекался для проведения занятий и соревнований в младшем кружке (первогодок). Моя модель по собственным чертежам на соревнованиях улетела, видимо, попав в резко восходящий поток воздуха. Найти модель не удалось.
В кружке изучали планер, начались первые пробы. Полетом пробы назвать было трудно. Резиновым амортизатором, зацепленным за нос планера, его приводили в движение. У «пилота» была задача удержать планер на коньке. Отрыв от земли допускался позже, не более метра-полутора, и опять задача удержать полет по прямой и сесть на конек, а не на хвост или на нос («мордотык»). Весной дошли до полета при растяжке полного амортизатора.
Высота порядка 10 метров, полет по прямой.
В это время начались прыжки с парашютом, сперва с вышки и наконец с самолета!
Не буду описывать первый прыжок. Было очень страшно. По условиям следовало вылезти на У-2 из первой кабины на нижнее крыло и прыгнуть. Сердце буквально ушло в пятки, и все внутренности, казалось, были пронизаны холодом, а потом кипятком!
Когда парашют мягко, но пружинно дернул за лямки (раскрылся), меня охватил неописуемый восторг, и я даже что-то кричал. Потом с интересом стал осматриваться кругом.
Второй прыжок и другие (всего восемь) были из «Дугласа», как мы называли ЛИ-2. Прыгать в дверь, даже без страхующего конца — легче и проще, не так страшно, как с крыла.
Когда стало тепло, начались полеты на лебедочной тяге планера. Трос, прикрепленный к носу планера, быстро накручивался через шкив на лебедку, которая имела привод от трактора.
Скорость подъема и длина пробега были больше. Начались полеты по кругу над полем.
Тем временем учебный год катился по накатанным рельсам, а в школе и городе происходили события, суть и цену которым я узнал и понял значительно позже.
В средине учебного года в школу хлынул поток новеньких, только в нашем классе появилось двое мальчиков, Аврутис и Гога Королев. Была еще девочка, фамилии которой я не помню. Примерно так же пополнились и другие классы, но не старшие.
В некоторых домах по нашей улице поселились женщины с детьми. Королев с матерью, с которой он иногда перекидывался французскими фразами, жил у моей бывшей учительницы начальных классов — Александры Алексеевны.
Дети ни о чем не рассказывали, учились превосходно. Вскоре поползли слухи — это высланные семьи репрессированных врагов народа. Некоторые из приехавших через некоторое время исчезли. Однако все эти события особого внимания не привлекали. По радио и изо всех газет звучали реляции, прославляющие нашу Родину, развивались события в Испании, наши летчики совершали рекордные перелеты. Все мы, и я, и мои сверстники, гордились успехами страны, дома же никогда никаких разговоров на «скользкие» темы не велось. Опыт, приобретенный старшими, рекомендовал только помалкивать и, желая несомненно мне добра, никаких комментариев к теневым событиям не звучало. Больше того, буквально по всякому поводу бабушка (реже мама) переходили на шепот и одергивали меня при малейшем намеке на нежелательную тему в разговоре.
Об отце я ничего не знал и не спрашивал. Все в семье очень всполошились, когда раза два приходил участковый с вопросом, где Федор Канунников. Я точно не знал сути дела, но из случайно услышанных разговоров мамы с бабушкой понимал, что иногда приходят письма, но не на наш адрес.
Мать попросила научить ее ездить на велосипеде, проронив случайно: «чтобы ездить на вокзал и отправлять письма непосредственно с поездом».
Велосипед она так и не освоила, хотя пыталась. Я же по ее поручению уже весной 1938 г. несколько раз ездил на вокзал и опускал письма, адресованные Барашкиным в Фальшивый Геленджик. Я уже знал, что письма предназначались отцу.
С наступлением тепла оживилась работа в авиамодельном кружке ДТС (подготовка и проведение соревнований по полетам моделей), планерная подготовка. Усердно готовились к первомайской демонстрации.
Кружок получил несколько летных комбинезонов малого размера. Намечалось на демонстрацию, кроме обычных моделей, — провезти планер, на котором «летали» старшие кружковцы, в том числе и я.
Большое расстройство постигло меня. Ни один комбинезон на меня не подходил, и я исключался из группы, которая должна была везти планер. Я, как и в прошлые демонстрации, шел в строю с моделями. К тому временя я был «безлошадный», т. к. моя модель бесследно улетела, поэтому я шел один, позади планера, который везли на 3-х велосипедах, но впереди каре с моделями. Через плечо у меня была красная полоса материи с надписью рекордсмен (так отметили мое достижение по полету модели).
После праздников начиналась подготовка к экзаменам в школе (помню, что в 6-м классе мы сдавали 11 экзаменов. Хотя класс был не выпускной, но за учебу в те времена спрашивали строго).
Вскоре после окончания экзаменов я узнал, что мы с мамой едем на лето в Геленджик.
То, что он расположен на Черном море, между Новороссийском и Туапсе, а об этих городах я читал, придавало особую прелесть и нетерпенье ожидаемому путешествию.