Сейчас нет уже такой повальной моды на чтение, как была в прежние времена. Советские люди, хоть и не могли себе позволить увидеть мир собственными глазами, зато были очень эрудированны в творчестве знаменитых писателей: русских, советских и зарубежных. Их издавали большими тиражами (тоже, впрочем, не всех подряд) – полными или, в крайнем случае, частичными собраниями сочинений, на которые модно было оформлять подписку. У наших соседей Каленковичей, к примеру, я брал читать все тома пьес Шекспира. В библиотеках всегда имелись собрания сочинений Дюма, Анатоля Франса, Томаса Манна, Ремарка, Голсуорси, Льва Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина, Гоголя, Издавали даже Шолом-Алейхема (и многих других замечательных авторов). Многие собирали серию “Жизнь замечательных людей” и “Библиотеку мировой литературы”. У нас дома книг, изданных по подписке, было немного (по-моему, только Гончаров, которого подарила мне тётя Марина Каленкович на 16-летие). Зато разрозненными томами разных авторов домашняя библиотека постоянно пополнялась. Новые произведения печатались в толстых литературно-художественных журналах. Считалось последним делом не следить за литературными новинками. На самые популярные журнальные публикации очереди в библиотеках растягивались на долгие месяцы (мой папа, к примеру, так и не дождался своей очереди на “Детей Арбата” Анатолия Рыбакова – не дожил). В читальных залах библиотек книги и журналы домой не выдавали, но мама пользовалась режимом особого благоприятствования – наша соседка Вера Бесчасная, её пациентка и близкая приятельница, работала в читальном зале областной библиотеки им.Франко. Злоупотребляя служебным положением, она носила маме с работы книги и журналы. Я не думаю, что мама сама выбирала, что читать, – она вполне могла положиться на рекомендации Веры. Так мама прочитала “Сагу о Форсайтах”. – Я думаю, ей нравилось. Я не вникал в мамино чтение (она представлялось мне несколько “дамским”). Когда в журнале появился роман Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита”, распространился слух, что роман очень уж необычный. Я был невольным свидетелем, как мама читала “Мастера и Маргариту”: наиболее интригующие места она зачитывала вслух (основная канва, надо признать, была очень нелегка для тогдашнего нашего восприятия). А веселило маму то, как после концерта в варьете дамы вышли на улицу в меховых манто и дорогих украшениях из “дамского магазина”, да вдруг все подарки вмиг исчезли, и дамы остались на морозе в исподнем. Меня вполне удовлетворяло знакомство с фрагментами, которые мама зачитывала на свой выбор. Позднее, когда я уже окончил вуз, по мере того, как “в узких кругах” росла популярность знаменитого сочинения, меня, наконец, разобрало любопытство, что же так заставляет волноваться признанных интеллектуалов. Тогда и самому мне довелось испытать противоречивую гамму чувств по поводу неслыханной книги – едва-едва, на интуиции, угадывались самые верхушки. Смог я оценить, что и маме такое чтение было не по силам. Впрочем, и теперь большинство читающей публики, даже театральные режиссёры и актёры, исправно выговаривают “Иегошуа га-Нóцри”, полагая, что “га” – это таинственный титул, а “Нóцри” – и вовсе загадочная тарабарщина, подобная шуму прибоя. Советское воспитание способствовало образованию пропасти между читающей публикой и кодом Булгакова…
Намного ближе маме оказалась книга Бориса Балтера “До свидания, мальчики!”, которая вышла в 1965 году. Сейчас, с расстояния времени, эту книгу оценивают буквально, как манифест поколения, которое, едва возмужав, уходило на войну. Маме эта книга была дорога, в первую очередь, тем, что в ней она узнавала евпаторийских мальчиков и девочек, своих сверстников, а также сверстников дяди Моры, её старшего брата (с которым Борис Балтер учился в параллельных классах). С нежностью и тёплотой выписал автор дух предвоенной Евпатории – располагающий к романтизму и к отваге. Эту книжку я тоже не преминул прочитать, едва она появилась у нас в доме. По-моему, маме ее подписал сам Борис Балтер.
(продолжение следует)
2011-03-23