В первые месяцы в Симферополе не упускал я возможности проехаться с мамой погулять в Алушту в выходной день. Это была, буквально, отдушина – и для неё и для меня – после напряжённого периода моих студенческих лет. Не помню даже, чтобы она меня озадачивала тогда разговорами о возможной женитьбе…
На этот счёт мама стала беспокоиться позже – видя, что уж слишком беззаветно я предаюсь туризму, альпинизму, скалолазанию, а также занятиям музыкой, английским языком или сочинению очередного “романа века”...
Однажды она попросила дядю Мору, чтобы он “по-мужски” обсудил со мной тему интереса к девушкам. Мама сама не рисковала затрагивать столь деликатный вопрос – а вдруг, я, вообще, ничего к ним не испытываю, Дядя Мора, хоть я и знал его как человека умного и тонкого, по-видимому, не имел опыта обсуждать с молодыми людьми эту сторону жизни (по крайней мере, он сам мне говорил, что с Витей у него такие беседы не складывались). К маминому поручению он подошёл прямолинейно, даже чересчур: “Ты скажи конкретно: ты уже с кем-нибудь пробовал?” – “Ну, во всяком случае…”, – мямлил я. – “Да нет, ну, конкретно − вжарил ты между ног какую-нибудь кошечку?” Надо признать, что на тот момент определённых впечатлений я не имел, и наплёл дяде каких-то небылиц. На самом деле, этого барьера я долго не переступал (лет до тридцати, пожалуй), полагая, что невозможно в такой степени морочить девушкам голову, не имея серьёзных намерений. А до серьёзных намерений не доходило. Свой звёздный час я откладывал на призрачное будущее, связывая его с мечтой о Москве. Ругал меня и папа – что я по большей части “смотрю в рюкзак” и думаю, наверное, что “всю жизнь просижу у родителей на шее, − а ведь они не вечны!”. Расстраивалась и мама: “Мне уже хочется иметь потомство – понянчить внуков!”
Как-то раз мама сообщила мне о том, что разговорилась е одной своей больной, еврейкой. И та поделилась, что у неё дочка, которой тоже пора замуж. Мама без иносказаний предложила, чтобы я с ней попробовал познакомиться. Ну, я и попробовал: придумал очень бездарный предлог – вроде того, что я инструктор туризма и набираю группы выходного дня... Когда я уже сам серьёзно стал относиться к этой девушке и привёл её однажды домой, мама моя вдруг загрустила – оказалось, что сама она эту девушку прежде не видела, а, увидев, сильно расстроилась, потому что очень уж неладный, по мнению мамы, был у неё нос. Я же готов был не думать про нос, а думать о хорошем. Но мама стала вдруг меня отговаривать – у неё разболелась душа при мысли, что рядом с её дорогим сыном всю жизнь будет спутница с таким носом. Скорее всего, это был голос подсознания, но, наверное, интуиция маму не обманывала – имея в виду, что лицо зеркало души.
Увы, и в другой раз мама не угадала. У одного из её больных, тоже еврея, была дочь, которая уже конкретно занималась горными лыжами. Мама сообщила мне её имя, и в ближайшее воскресенье на Буковой поляне, где была тусовка горнолыжников, я её вычислил. Каталась она в ярко-красном горнолыжном костюме, Повода для знакомства в месте массового скопления катающихся придумывать не требовалось. Я и раньше встречал её там. Лишь на обратном пути я немного подробней с девушкой пощебетал. Правда, резануло по уху, как нещадно она ругает своё начальство. Позже одна моя знакомая, которая пообщалась с ней с четверть часа, заметила: “Ну, и язычок же у тебя, подруга!”…
Случилось мне подавать в маршрутно-квалификационную комиссию заявку на руководство горным походом первой категории сложности по Кавказу. Один из членов комиссии, мой друг с завода “Фиолент”, пошутил: “Ты, Лёва, прямо, устроил конкурс красоты!”. Он так выразился потому, что в списке, кроме меня и ещё двух парней, было целых четыре девушки. В их числе – обе кандидатуры, с которыми я познакомился с маминой подачи (я и тогда был идеалистом – слабо ориентировался в женской психологии)... Правда, первая из двух оценила, что горный поход ей будет не по силам, и сама отказалась. Но ещё три девушки, всё же, остались. Во время одного из тренировочных выходов та, за которой потянулась слава, что она “ с язычком”, опрокинула кипяток на ногу одного из красавцев-парней, участников моей группы. Трудно было представить, чтобы она могла сделать это намеренно, но парень сильно расстроился, и, когда, спустя месяц, группа собралась на Кавказе для выхода на маршрут, он отозвал меня в сторонку и абсолютно серьёзно предложил: “Лев Осипович, а давайте мы её убьём”... Теперь я должен признать: мне очень повезло (товарищ же, предложивший столь несоразмерную, с первого взгляда, меру, как в воду глядел), − потому что участница “ с язычком” оказалась изрядно впечатлительной. Как-то раз, довелось ей сделать открытие, что одной рукой я приобнимаю её, а другой в то же самое время – еще одну участницу похода, мою сотрудницу по работе. На этом основании она посчитала себя жестоко обманутой. Со временем, не сладилось у неё и с одним курсантом военно-политического строительного училища… Вот тогда я и подумал, что, возможно, прав был участник моей группы, посчитавший, что она специально опрокинула на него кипяток. – Дело в том, что курсанту повезло ещё меньше. На его примере она продемонстрировала всем мужчинам, каково шутить с девушками! Она посетила его на дому, облила бензином, хладнокровно чиркнула спичкой и подожгла. Через десять дней он умер от несовместимых с жизнью ожогов. Гордая девушка, с которой я так легкомысленно познакомился, получила восемь или двенадцать лет колонии… А ведь на месте курсанта мог оказаться и я!…
Время шло, противоречие не устранялось – мои невесты, по-прежнему, были далеко, зато поблизости был городской туристский клуб, и каждое лето я собирался то в Тункинские белки (к югу от Байкала), то на Кавказ, то в Северный Тянь-Шань, а зимой – опять же, на Кавказ, в Закарпатье и Прикарпатье… Каждый раз, отпуская меня в дорогу, мама выслушивала мои рассуждения, что, возможно, в этот раз я найду уже кого-нибудь – то ли в альпинистском, то ли в горнолыжном лагере. Но, должно быть, я, и правда, имел жучков в голове – дальше романтических отношений не заходило, зато моё самолюбие ласкало, что девушки были без ума от моего пения...
2011-02-26