Примерно, к тем же временам (дедушка ещё был жив – значит, было это около 1957 года) относится и неслыханный моральный подъём людей, которые, наконец, почувствовали, что страна, кажется, вышла из состояния послевоенной разрухи. К тому же, ослаб пресс страха, связанного с грозным именем Иосифа Кровавого (5 марта 1953 года он умер). Через несколько месяцев был арестован и расстрелян Лаврентий Берия, чёрная тень Сталина, курировавший органы безопасности. На совести всей репрессивной системы были миллионы без вины расстрелянных и политзаключённых, переселённые народы, истребление светочей науки, культуры, национальных генофондов. В 1956-м на 20-м съезде партии Хрущёв провёл операцию по “разоблачению культа личности Сталина”. После смерти Сталина долго ещё люди продолжали трепетать перед его грозным именем – слишком свежа была память о его чудовищных злодеяниях. Когда заключённые по “политическим” статьям были реабилитированы и стали реально выходить на свободу, когда Сталина изъяли из библиотек, уничтожили его портреты и демонтировали памятники, прекратили подобострастно величать “вождём” и “гением”, а стали называть, кем он был – тираном и палачом, народ воспрянул духом. Правда и то, что долгие предшествующие десятилетия пропаганда представляла Сталина непогрешимым. Требовалась психологически ломка, чтобы привыкнуть, что вот, сама же партия, которая ещё недавно превозносила его, как Б-га, клеймит теперь недавнего “вождя” самым недвусмысленным образом. Тем, кто пострадал от Сталина лично и чьи близкие попали под репрессии, такое осознание давалось меньшими усилиями. Многие и при живом Сталине его ненавидели. Мой собственный дедушка не боялся называть его в моём присутствии “большим бандитом” (как видно, был уверен, что внук, хоть и малолетний, не продаст его). В последний год жизни Сталина, когда шло “дело врачей”, не вспомню, чтобы мои родители пылали к нему малейшей любовью. Страшно было – да: потому что поступки врага человеческого рода были непредсказуемы. Но садо-мазохистской любви не было. В тот день, когда объявили о смерти Сталина, мне, пятилетнему, лежащему в кроватке, папа утром сообщил эту весть. По детскому неведению, я скривился, и из глаз брызнули слёзы. Тут папа резко переменил интонацию на менее грустную и сказал: “Ну, что ты, не плачь, дурашка!” Неделю весь СССР был в трауре: висели красные государственные флаги с чёрными ленточками (мой папа выражался “чёрные флаги”), дети не рисковали шутить и смеяться, а если кто забывался, другие его одёргивали. Мало-помалу, траур прошёл, и жизнь стала очеловечиваться. Позже, когда в 1956-м году в парторганизациях прочитали закрытое письмо ЦК партии о резкой смене оценки личности Сталина, дети нашего двора, у которых, у всех, конечно отцы были партийными, тоже обсуждали это между собой, переосмысливая, что происходит, и, в конечном счёте, восприняли крутую мировоззренческую перемену вполне адекватно.
В общем, жить стало, действительно, веселей. К этому времени и относится изобретение, которое придумали мамины коллеги – устраивать праздничные пирушки, не ожидая специальных поводов, а просто − по очереди на дому то у одного, то у другого из сотрудников, раза по два в месяц. На продукты скидывались организованно. Хозяйки сходились готовить в очередной “принимающий” дом. Что можно было, приносили с собой. А дальше – веселись душа! Однажды, очередь выпала гулять в доме у моей мамы. Помню, дедушка не одобрял такого рода празднеств без повода. Мама старалась его убедить, что в самом изобретении нет ничего предосудительного – просто новый такой придумали обычай, который способствует укреплению дружбы в коллективе. Дедушка, всё-таки, остался при традиционном мнении – что праздновать нужно по праздникам, а не без повода. Когда мамины коллеги собрались у нас дома, дедушка как раз зашёл, по обыкновению, нас навестить. Выбрав подходящий момент, он пожелал гостям “хорошо повеселиться” и пошёл домой, чтобы, по крайней мере, лично не участвовать в этом сомнительном деле.
Погуляли на славу. Ели, пили, танцевали, пели, одна дама села за фортепиано и легко на слух заиграла, а все дружно подхватили песню, модную в тот год (освоения целины):
Вьётся дорога длинная,
Здравствуй, земля целинная!
Скоро ли я увижу
Свою любимую в родном краю…
Кто-то принёс пластинку с песней про Одессу. Люди не только заслушивались, но и подпевали Утёсову:
Ах, Одесса моя ненаглядная!
Без тебя бы не смог, вероятно, я
Ни душой молодеть,
Ни шутить, ни песни петь,
Ни шутить, ни песни петь…
Отчего-почему, и не знаю сам
Я поверил твоим голубым глазам,
А теперь, скажу тебе:
Ты одна в моей судьбе,
Ты одна в моей судьбе!
Ещё была хитом песня, навеянная приездом в Советский Союз Ив Монтана:
Когда поёт далёкий друг,
Теплей и радостней становится вокруг,
И сокращаются большие расстоянья,
Когда поёт далёкий друг.
Впрочем, популярны были и песни молодой Клавдии Шульженко. У папы была пластинка с “Песней креолки” в её исполнении:
…А обманешь – так знай, у креолки
Ногти остры, слова – как иголки,
И расправа моя будет краткой –
Пусть целует креолку другой!
Если счастье вдруг изменит –
Только в песне найдёшь ты забвенье,
Если сердцу грустно станет,
Знай, что песня тебя не обманет...
Лишь тоски не найти в песне старой –
Пой гитара, пой моя гитара!
А ещё − “Простая девчонка”:
Говорят, я простая девчонка из далекого предместья Мадрида,
И в шумных кварталах мне не место - ведь здесь веселье и суета!
Говорят, что назначена свадьба капитана бригантины Родриго,
И что горделивая невеста - умна, богата - не мне чета.
Но лишь пускаюсь я в пляску,
И кастаньеты мои звенят,
Вижу, как нежною лаской
Блестит Родриго влюбленный взгляд.
Пусть синьорита богата −
Но на свиданье он ходит не к ней…
Там только деньги, а здесь только песни. −
Ну что же, − посмотрим, что сильней!
Говорят, родилась я недаром у излучины реки Монсанаро −
Мне в косы свой рыжий блеск веселый вплела, играя, ее волна.
Говорят, что на днях уже свадьба, что напрасно я так рано зазналась,
Что нежен Родриго с синьоритой и всюду ездит за ним она.
Но лишь пускаюсь я в пляску,
И кастаньеты мои звенят,
Вижу, как нежною лаской
Блестит Родриго влюбленный взгляд.
Пусть синьорита богата −
У нас в предместье он пляшет не с ней.
Там только деньги, а здесь только песни. −
Ну что же, − посмотрим, что сильней!
Я сейчас вам скажу по секрету, что Родриго мне назначил свидание,
И верить в любовь мою не смея, просил о встрече, как верный друг.
Я пришла на свидание это! Это было на воскресном гуляньи...
И руку мою просил Родриго! А я укрылась в толпе подруг.
Но лишь пускаюсь я в пляску,
И кастаньеты мои звенят,
Вижу, как нежною лаской
Блестит Родриго влюбленный взгляд.
Пусть синьорита богата −
Венчаться в церкви он будет не с ней…
Там только деньги, а здесь − любовь и песни…
Ну что же, − посмотрим, что сильней!
Чувствительные сердца трогала в исполнении Тамары Церетели “Песенка о счастье”:
Каждому хочется счастье найти –
Любить и быть любимой…
Счастье лежит у нас на пути,
А мы – проходим мимо!
Что-то я увлёкся. Похоже, на встрече маминых сотрудников до этой пластинки дело не дошло. Но факт, что народ веселился, хоть и без формального повода, но от души. Всё к этому располагало. Если снова задуматься, как это всё получалось на фоне глобальных перемен, то имело, видимо, значение горделивое чувство народа-победителя и связанная с Победой уверенность в завтрашнем дне…
2011-02-12