Ох, и большой перерыв я сделал! Надо бы не отвлекаться. Регина прочитала написанное до сих пор, очень ей это на сердце легло, и она попросила меня не упускать подробностей: к примеру, упомянуть про венские стулья и про пианино с канделябрами.
Пианино, настоящее немецкое, с волшебным звучанием, действительно, имело по паре бронзовых канделябров (подсвечников) слева и справа. Мама расставила на нём каких-то пластмассовых слоников или козликов. На пианино также стояли старинные фотографии моего папы в раннем детстве с его родителями, а также фотография его младшей сестры Лили (все они погибли от рук немцев, не успев уйти из Симферополя). Ещё была редкая фотография генерала Толбухина, освобождавшего Крым. Не помню, в связи с чем она появилась в нашей семье. (Впрочем, Саша напомнил – её дали дяде Осе для написания парадного портрета). Папа рассказывал, был случай, когда какие-то нехорошие люди пришли качать права. Однако, увидав портрет Толбухина в столь домашней обстановке, они поостереглись настаивать, решив, что если генерал Толбухин, к примеру, родственник хозяев, то как бы их подлые домогательства не вышли им боком. С этим пианино было связано много легенд – например, о том, как, вернувшись с войны, папа нашёл его у соседей-татар с улицы Кади-Эскерской (Краснознамённой), на которой жили его родители, и татары слова не сказав, пояснив только, что они это пианино “сохранили”, позволили погрузить на машину и забрать инструмент. У родителей отца, действительно, было пианино, даже немецкое, но, папа говорил, что, всё же, другое…
Мама всегда вытирала с пианино пыль. Мягкая древесина, из которой была сделана дека, оказалась побитой шашелем (мебельным жучком). Однажды мы с папой провели ювелирную операцию, введя шприцом во все ходы, проделанные шашелем, разогретый воск со скипидаром, отчего поверхность стала гладкой, а оставшиеся жучки были уже не жильцы.
На пианино этом я и учился музыке. Сейчас оно целое и невредимое (хоть и без канделябров) находится в той же родительской квартире, и на нём иногда музицирует мой брат Саша. (Опять-таки, Саша освежает мои сведения – он побеспокоился об установке других, сделанных на заказ специально “состаренных” бронзовых канделябров). Не думаю, что, занимаясь в третьем классе музыкой, я извлекал из инструмента особо чарующие звуки. Тем не менее, едва я садился за пианино, не медля, со стороны улицы на подоконнике устраивалась мечтательная кошечка и не уходила, пока я не оканчивал заниматься. Дети под окнами тоже были свидетелями моих занятий. В начале, когда это ещё было в диковинку, один из самых скорых на язык пацанов сформулировал, что он слышал, как “Лёка играет какую-то жидовскую песенку” (наверное, он имел в виду “Китайскую песенку”).
В более зрелом возрасте, лет в тридцать пять, со мной случился ренессанс. Мне подарил ноты вальсов Шопена мамин друг Абраша Иосис, когда я гостил у него в Новосибирске. Сам Абраша, кроме того, что был врачом-рентгенологом, играл на скрипке. К тому времени он потерял любимую жену Эсту (которая тоже была рентгенологом и умерла от лучевой болезни). Эста играла на фортепиано. Ноты, которые мне подарил Абраша, были подписаны: “Лучшей ударнице 7-з класса Э. Фридман за отличную успеваемость и дисциплину. Директор (подпись, скреплённая печатью школы)”
Абраша сопроводил подарок таким напутствием: “Покойная жена играла все эти вальсы. Теперь, вот, я дарю тебе её ноты, чтоб и ты их все сыграл!”. Такой подарок ко многому обязывал, и я, действительно, на этом самом пианино, стал разучивать вальсы Шопена. С одним из них я удостоился уникального гонорара – кружки пива, поднесённой лично от себя официанткой знаменитой одесской пивной “Гамбринус”. Она сказала, что ничего подобного у них никто ещё не играл.
2011-01-31