После подведения итогов приёмных экзаменов осуществился самый пессимистический сценарий – я не набрал проходного балла. Так что, хоть уже и успел я полюбить Москву, да ничего не оставалось делать – надо было возвращаться в Симферополь. Возвращался я в тягостном настроении, поскольку большинство моих товарищей поступили учиться − кто в приличные московские вузы, кто в Ленинградский университет, кто в Харьковский, кто, в крайнем случае, в Днепропетровский. Лишь я остался не у дел, и мог лишь запоздало горевать о недостатке способностей или волевых качеств. С помощью личных связей папы мне удалось кое-как зацепиться на птичьих правах за местный филиал Севастопольского приборостроительного института в качестве “кандидата в студенты” на полузаочном-полувечернем Симферопольском “общетехническом” факультете. Статус “кандидата” означал, что если в ходе учёбы кто-то отсеется, меня могут оформить на его место. Пока же я был включён в список одной из групп и мог ходить на занятия и сдавать экзамены. Я снова пошёл работать в телецентр – уже на полную ставку, по 12 часов через день.
Моральное потрясение не прошло бесследно для здоровья. Я почувствовал, что при малейшем умственном усилии мозг, как будто, наливается свинцом. В таком состоянии ученье в голову не шло. Мама посоветовалась со специалистами, и мне поставили диагноз – невроз. Как бы это не называлось, надо было что-то делать, от занятий меня никто не освобождал. А я, всё ж таки, решил не отставать от товарищей, которые поступили в приличные вузы. И даже вынашивал планы любым способом вернуться в Москву. Мама организовала мне физиотерапевтические процедуры – массаж головы и “д’Арсанваль” на голову (кажется, так это называется). Процедуры я аккуратно посещал. Небольшое улучшение от них было, но радикального излечения не получалось. Я заметил, что медленно, но верно мне помогают прогулки на свежем воздухе. И, делать нечего, ради трёх часов продуктивных занятий часа по три в день я гулял пешком, обходя окраины города. Зато узнал экзотические названия улиц – Сиреневая, Абрикосовая и прочие в таком роде. Кстати, и занятия на свежем воздухе были продуктивней. Поэтому я брал с собой книжку и общую тетрадь, садился на лавочку в парке, на бульваре, даже на берегу “Симферопольского моря” и занимался. Поскольку форма обучения не строго обязывала ходить на лекции, я скоро определил оптимальную для себя схему занятий – выбирал в библиотеке самые лучшие (на свой вкус) учебники, составлял на две недели расписание – три часа в день на математику, три часа (может быть, в другой день) на физику, а всё остальное – по мере возможности, по остаточному принципу. И потихоньку, к концу первого семестра, стал оживать.
2011-02-19